– Ваше святейшество, – сказала Джилл, – но ведь сама вера может быть если не искусством, то источником величайшего наслаждения.
– Не сомневаюсь, – согласился Папа. – Вы затронули очень важную тему. Но не будете же вы утверждать, что жажда веры у роботов недостаточно сильна? Именно эта жажда и создала Ватикан, именно поиски истинной веры и вели нас тысячу лет по нашему пути. Но не может ли быть, что существует много истинных вер?
– Почему же не может быть? – ответил Теннисон вопросом на вопрос. – Только мне кажется, что все же должна существовать некая универсальная вера, такая, какую бы приняли все до единого разумные существа. Такая вера должна существовать обязательно, как должна существовать единственная истина – непререкаемая, неделимая. Не удивлюсь, если окажется, что это одно и то же.
– Именно поэтому вы считаете, что нам следует устремиться по пути поисков истины, что это будет более верный путь, чем поиски веры самой по себе?
– Да, я так думаю, – кивнул Теннисон. – Поиски истины обеспечат вам кое-какие точки опоры. В поисках веры вы таких точек опоры лишены.
– Внутри меня накоплен колоссальный запас знаний, – сказал Папа. – Их так много, этих знаний, добытых для меня нашими Слушателями, что порой мне самому трудно выбрать. Мне приходится отчаянно рыться в кладовой собственных знаний, чтобы отыскать один-единственный бит информации, который мог бы послужить ответом на заданный вопрос. Загадок такое количество, и мне приходится одновременно оценивать множество ответов, которые влекут за собой все новые и новые загадки. Я упорно этим занимаюсь, но порой задаюсь вопросом: а вдруг необходимые мне для ответа биты информации еще не найдены Слушателями? Они, конечно, много где побывали, но все равно лишь слегка прикоснулись к громаде вселенского Знания…
– Это означает, ваше святейшество, – прервал Папу Теннисон, – что Слушателям должна быть предоставлена возможность продолжать работу. Может быть, один из них завтра отыщет тот самый недостающий бит информации, а может быть, на его поиски уйдут годы – сотни, тысячи лет, но, если Слушатели прекратят работу, ответ не будет найден никогда.
– Знаю, – сказал Папа. – Знаю. А ведь находятся такие, кто утверждает – и знаете, прямо-таки гордость написана на их всезнающих металлических физиономиях, – будто бы я утратил чувство реальности, будучи замурованным в камне здешних гор. Я знаю, что они не правы, но не представляю себе, как их переубедить. Я думаю, что тот реальный мир, о котором они берутся судить, – это и не мир вовсе, а провинциальный мирок, ограниченный рамками знакомой им территории и привычных понятий и условий. Они ни на йоту не задумываются о том, что реальный мир за пределами Харизмы, на другой планете, может оказаться вовсе не таким, как здесь. А ведь такая планета может быть совсем близко отсюда. Реальность Вселенной закрыта для них, заслонена их собственным ограниченным пониманием вещей. Нет, все-таки я склонен верить, что я существую в более реальном мире, чем они. – Папа на мгновение умолк, потом заговорил вновь: – Я перерос их. Вот что произошло. Я перерос их. Но ведь они сами этого хотели. Они хотели, чтобы я был непогрешим, как Папа на Земле. Но когда я перерос их, я их разочаровал. Непогрешимость на одной планете и во всей Вселенной – разные вещи.
– К чему это все было, как ты думаешь? – спросила Джилл, когда они вернулись к Теннисону.
– В Ватикане раскол, – ответил Теннисон. – И Папа единственный, кто об этом знает.
– Не слишком-то мы ему помогли.
– Да что ты… – махнул рукой Теннисон. – Совсем не помогли. Мы его, скорее, разочаровали. Понимаешь, роботы до сих пор, как дети малые, верят в людей, считают нас какими-то волшебниками, чародеями, думают, что мы можем нырнуть в глубину и вынырнуть с готовым ответом. Они увязнут в трясине по уши – мы протянем руку и вытянем их. Отцовский образ – ну, ты понимаешь, «папочка все может, он большой и умный». Папа в этом смысле не далеко ушел. Он понимал, наверное, умом, что помочь мы ему вряд ли сможем, но надежда такая у него была. Теперь он в нас полностью разочаровался.
Теннисон встал, подбросил в огонь пару поленьев, вернулся и сел рядом с Джилл на кушетке.
– Поисковая Программа – вот тот цемент, который не дает зданию Ватикана рухнуть и развалиться. Экайер говорил мне об этом еще тогда, когда мы только-только появились здесь. Он говорил, что Ватикан – всего-навсего прикрытие для работы в рамках Поисковой Программы. Я тогда, честно говоря, думал, что он попросту бравирует, пытается убедить меня в своей важности. Но я успел убедиться, что в этом есть большая доля истины. При наличии Поисковой Программы Ватикан – это динамичный проект с прогнозируемым исходом работы. Без нее – оголтелый поиск неизвестно чего. Без нее будут пустые споры, множество занудных философских диспутов, родятся еретические течения и начнут борьбу за истину в последней инстанции с нынешней линией. Но без Слушателей Ватикан в его теперешнем состоянии не продержится следующую тысячу лет. А если и продержится – толку будет мало.