– Я ничего не могу сказать тебе, кроме того, что эти трое отправились туда. В путешествии им помогают другие существа, кубоиды из мира, который отыскали Слушатели очень давно.
– Просто поразительно, как много вам известно о нас и нашей работе!
– Мы храним планету, – объяснил глухоман. – И нам представлялось разумным иметь хотя бы приблизительное представление о том, что здесь делается.
– Значит, рай? – спросил Феодосий не то себя, не то глухомана.
– Правильно, рай, – подтвердил глухоман.
Он умолк, гудение прекратилось. Кардинал понял, что оставаться смысла не имеет. Он резко повернулся и пошел вниз с холма, цепляясь мантией за колючие кусты. На ветках оставались клочки лилового шелка.
У подножия холма он набрел на крошечное озерцо, окруженное большими плоскими камнями. Наверное, они падали сюда с гор много, много лет подряд. Маленькое сверкающее водяное зеркальце в оправе из камней.
Кардинал упал на колени у воды, молитвенно сложил руки, опустил голову на грудь.
– Всемогущий Господь… – взмолился он. – Пусть все будет хорошо. Молю тебя, заклинаю, пусть все будет хорошо!
Казалось, ничего не изменилось в математическом мире. Горохово-зеленый ковер поверхности убегал к далекому горизонту, где встречался с краем купола бледно-сиреневых небес. Кубоиды как будто стояли на обычных местах.
Но все-таки для Теннисона не все было как в прошлый раз. И дело было не в том, что он или кубоиды стояли по-другому, не на тех местах. Дело было в нем самом. Он был одновременно самим собой и кем-то другим или другими.
Первый раз, попав в математический мир вместе с Шептуном, он ощущал его присутствие очень слабо, вернее, бо́льшую часть времени вовсе не ощущал. То ли был слишком напуган, чтобы думать о Шептуне, то ли слишком увлечен тем, что видел вокруг. Теперь он совершенно четко знал, что Шептун здесь: ощущал его нежное, мягкое, какое-то пушистое прикосновение. Или это был не Шептун, а кто-то другой, более родной и близкий?
– Джейсон… – проговорила в его сознании Джилл, ставшая его частью; это было просто потрясающе: они соединились, их тела и сознания слились воедино! – Джейсон, я здесь.
Что-то похожее он испытал прошлой ночью, когда они соединили свои сознания, чтобы впустить Шептуна и излить друг другу свою скорбь, свое горе, и погрузились в печальные воспоминания о Декере. Но тогда их соединение не чувствовалось так остро, так отчетливо, как сейчас. А теперь он и Джилл были едины, ближе друг другу, чем когда-либо, ближе даже, чем тогда, когда их тела соединялись в любви и нежности.
– Я люблю тебя, Джейсон, – сказала Джилл. – Хотя, наверное, можно было бы и не говорить об этом. Ты знаешь, как я люблю тебя.
Она была права. В словах не было нужды. Она были вместе и прекрасно знали, что думает и чувствует другой.
Пять кубоидов стояли к ним ближе остальных. Остальные выстроились полукругом поодаль.
– Они будут нашими проводниками, – объяснил Шептун.
Один из пятерых оказался старым знакомцем Теннисона – темно-лиловым, с ярко-оранжевыми уравнениями и графиками. Кроме него, в компании находился ярко-розовый кубоид с зелеными значками и еще один знакомый – серый в золотистых крапинках с уравнениями и графиками лимонно-желтого цвета.
– А вот и мой приятель, – сказала Джилл, глядя на розово-красный кубоид с лиловыми уравнениями и ядовито-желтыми графиками.
Последний из кубоидов был бледно-зеленый, а уравнения и графики на нем были золотисто-коричневые.
– Они точно знают, куда нам нужно? – спросил Теннисон у Шептуна. – Ты уверен, что они знают, где рай?
– Это место известно им под другим названием. В далеком секторе Галактики существует одно очень знаменитое место. Нам оно неизвестно, но очень-очень знаменитое.
– Это знаменитое место и есть рай?
– Они в этом совершенно уверены, – сказал Шептун. – Там белые башни и шум, который вы зовете музыкой, и широкая золотая лестница, ведущая к башням.
Джилл и Теннисон сделали несколько шагов к кубоидам, те зашевелились и встали по-другому. Когда наши герои подошли к ним совсем близко, двое из кубоидов стояли рядом, а остальные чуть-чуть поодаль.
Розово-красный кубоид повернулся к Джилл и Теннисону, стер с передней поверхности уравнение и стал медленно выписывать новое – очень старательно, так чтобы успел прочесть даже тот, кто совсем не был знаком с таким способом коммуникации.
– Мы приветствуем вас, – сказал кубоид. – Готовы ли вы отправиться в путь?
– Шептун… – пробормотал Теннисон. – Шептун!
Ответа не последовало, да и не нужно было никакого ответа. Совершенно ясно, что уравнение прочитал Шептун, а Шептун находился внутри сознания их обоих, поэтому они оба и поняли смысл!
– Вам нечего бояться и делать ничего не придется, – сказал кубоид, медленно рисуя значки на передней поверхности. – Вам нужно просто стоять, где стоите. И ничего не делать. Это понятно?
– Понятно, – ответил Шептун, и, когда он произнес это слово, ответ его запечатлелся в виде простого и короткого уравнения на опустевшей передней поверхности розово-красного кубоида.