Мать королей

– Езжайте домой, не ведитесь на посулы смутьянов, которые готовы пожертвовать родиной, чтобы была удобная пора для нападений, чтобы нагрузить сумки и опустошить их для дебоша.

Уставшая от переговоров, длившихся несколько дней, шляхта с благодарностью приняла этот совет. Они выходили из епископского дома, повторяя друг другу, что пора была ехать по домам, а там уже нечего делать. В конце концов Спытек и Дерслав заметили, что ждать им было нечего. Они были побиты на голову, почти без борьбы.

С безумной свирепостью на епископа Спытек вырвался из дома. Дерслав спешил за ним. Они хотели поймать расплывающуюся шляхту, но голоса их уже не имели значения, их не слушали, все разъезжались.

Втроём со Страшем, почти покинутые, добежали они до постоялого двора Дерслава, который ругал клехов, не исключая дядю.

– Обошёл нас, изменник!

Страш упрекал шляхту, что первому попавшемуся даёт себя за нос водить, что дома жёны, а вне дома клехи делают с ней что хотят. Но все эти крики и брань ни к чему не приводили.

Спытек и Дерслав стали спрашивать друг друга, что делать дальше.

Один Страш не потерял головы.

– Здесь нечего думать, – кричал он. – Коронация назначена на день Св. Якова. Надо гурьбой, толпой ехать на неё и не допустить. Не может быть, что, несмотря на крики и сопротивление такого количества шляхты, ребёнка короновало. Мы пойдём в замок, в костёл… и не дадим… не допустим. Не позволим!

– А много нас там будет? – спросил Дерслав.

– Как себе постелим, так выспимся, – кричал Страш. – Что, трудно шляхту согнать на свои расходы и привести её? Она должна спеть песенку того, на чьём возке приедет.

Спытек начинал ему кивать, но ему было горько.

Многие из тех, на которых рассчитывали, подчинились епископу. Известные склонностью к гусизму в последние минуты замолчали.

– Они могут нам так же послужить при коронации! – воскликнул он.

Страш отрицал.

– Вы сваливаете вину на них, вы сами виноваты, – воскликнул он. – Я не ходил к епископу, вы пошли; и что же вы сделали? Вы оба молчали, стоя в углу. Ни у одного бы появилось мужество, если бы вы его пример дали… Вы струсили.

Дерслав грозно на него устремился, но Страш не отступил.

– Я спрашивал тех, кто возвращался от епископа, – сказал он. – Вы не отзывались, у других отпало желание спорить. Неужели вы не могли в глаза клехе правдой хлестать… и отнять у него эту его гордость? Вы стояли как трусы; разве он не должен был победить?

Спытек, подумав, первым признал справедливость Страшу.

– Если мы поедем на коронацию, нужно готовиться горлопанить, ругаться и выдумывать; это лучше, чем тихая злоба. Смелостью человек всегда выигрывает, а молчание ни к чему не приведёт.

Дерслав прервал, истолковав это изменой Говорка, которого назвал Грибом, жаловался на познаньского судью, на Дьялошу, который, когда заговорил, все замолчали.

Таким образом, в заговорщиков снова вступило мужество, а дал его им Страш, в котором тем больше разгоралась месть, что не мог её удовлетворить. Спытек считал своих верных, Дерслав задумался, кого взять с собой. Хотели воспользоваться тем, что шляхта ещё не разъехалась, но уже было слишком поздно. Прямо от епископа, опасаясь упрёков от Спытка и других вождей, кто мог, выехал из Опатова. Даже старый Говорек, не прощаясь с Дерславом, не объясняя, исчез из города. Других, более значительных, поймать было невозможно, а с более мелкими гордая молодёжь говорить не хотела.

Страш немедленно начал собираться в Краков, чтобы там заключить связи и приобрести тайных союзников.

VIII

Жарким июльским днём вечером в Краков въезжала превосходная группа молодых рыцарей, во главе которой ехал нарядный, с поднятым забралом и удивительно красивым лицом юноша, оглядываясь вокруг, и, казалось, говоря любопытным, которых полно было на улицах:

– Разве я не красавец?

А сказать правду, он был не только прекрасен, но так пански выглядел, а те, которые его сопровождали, были так подобраны, многочислены и наряжены, что его можно было принять за какого-нибудь князя из Мазовии или Силезии. На шлеме, забрало которого он специально поднял, сидела птица с крыльями, распростёртыми как для полёта, ястреб, держащая в когтях подкову.

Мещане, которые не очень могли отличить ястреба от орла, готовы были Дерслава из Рытвиан принять за удельного князя.

Недавно раздобытые в Орзельцкой часовни сокровища дяди обеспечили его гривнами на прекрасное выступление в Кракове во время коронации, которую он, Спытек, Страш и многие другие прибыли предотвратить и не допустить. Юноша вовсе не заботился, что там глаза в глаза встретится с дядей, которого обчистил таким нахальным и неблагодарным образом. Он практически был уверен, что пугливый старец, чтобы избежать скандала, даст себя убедить и лишь бы чем успокоить.

– Свои гривны старина не увидит, – говорил он приятелю, – но сёдла с серебряными стременами и иной лом, который находился внизу, я готов ему отдать.