Мать королей

Он решил сделать решительный шаг, положить конец правлению Соньки. Для этого нужно было личное свидание с Ягайллой, на котором королева не должна была присутствовать.

Он колебался исполнить замысел, всё больше расспрашивая Страша, выуживая из него новые подробности. Страш, у которого было время подумать, и заранее придумал целую сказку, не дал поймать себя ни на чём и всё больше гневил Витовта.

Только когда расспрос закончился, а мстительный Одроваж, остыв и послушав, что говорят на дворе Витовта, начал взвешивать результаты своего шага, сам испугался последствий.

Поэтому он пошёл к князю, заклиная и прося, чтобы сохранил в тайне и не выдавал его, потому что боялся мести семей и родственников тех, кого он перечислил.

Витовт, как гордый и благородный государь, смерил его презрительным взором.

– Ты что, думаешь, что я с тобой вместе буду людей обвинять, не называя, от кого это у меня? Твоё дело было заранее подумать о последствиях, прежде чем принёс мне весть; я тебя ни прикрывать, ни прятать не буду. Напротив, я громко позову тебя давать показания.

Страш испугался. Он не сомневался, что Витовт победит, что королеву погубят, что каморники, имена которых он назвал, может, будут приговорены к смерти, но всё равно мог остаться тот, кто за них отомстит. И поэтому он должен был пасть жертвой?

Почти оскорбительно выставленный, Страш ушёл, иной награды не получив, кроме надежды на месть.

Его охватила тревога. Он заметил, что в замке за ним наблюдали и не выпускали без товарища, даже в город.

Это увеличивало страх.

Потом он узнал, что князь отправил Цебульку с какой-то личной миссией к Ягайлле. По мере того как шло время, страх возрастал. От одной мысли, что его могут вынудить под присягой в глаза обвинённым рассказывать о делах, которые выдумал, его чуть ли не охватывало отчаяние. Кто знает?

Уже не было другого спасения, кроме побега, но его могла схватить погоня; он пробовал просить князя отпустить его в Белочёву, но Витовт приказал ему остаться, объявив, что возьмёт его с собой в Городлу, где предстояла встреча с королём Ягайллой. Страш впал в сомнение и сильную неопределённость. Что делать?

Однажды утром Малдрык, писарь Витовта, дал знать князю, что со вчерашнего вечера Страш нигде не попадался. Послали искать в город, и там его не оказалось. Лошади, на которой он приехал со слугой, тоже в конюшне не было, а слуга исчез ещё раньше господина.

Этот побег натолкнул Витовта на мысль, что жребий был брошен. Цебулька выехал пригласить Ягайллу на съезд в Городле под Бугом, отступать уже было невозможно. Витовт, в соответствии с признаниями Страша, решил смело обвинить королеву. Он хорошо знал, что даже очернённую ангельскую Ядвигу Ягайлло подозревал, что и Анна должна была очищаться от упрёков в измене, а с Грановской этого не случилось только потому, что старую и некрасивую подозревать было невозможно.

Сонька, молодая и красивая, он, семидесятилетний; ожидали третьего ребёнка; распространились слухи о легкомыслии королевы. Не достаточно ли этого всего для пробуждения недоверия и гнева Ягайллы?

VIII

Была в самом разгаре весна 1427 года, а окрестности за Бугом стояли зелёные и благоухающие во всём блеске своей немного дикой красоты, напоминающей доисторические века. Соловьи пели ночи напролёт, а когда над лугами, покрытыми свежими коврами трав, засияла полная луна, и с этой птичьей музыкой вдалеке отозвалась выпь в камышах и зарослях, словно объявляющая в пуще время… когда ветер дул с берёз, такое очарование имела эта околица, заросшая лесом, пересечённая разлившейся рекой, что сон уходил с глаз уставших людей, чтобы они могли наслаждаться этим зрелищем.

В маленьком Городельском замке, в который позвал его Витовт, Ягайлло ожидал его два дня. Рождество он провёл на охоте, в лесах близ Гродно, потом неутомимый старец направился в Хельм, на Русь. Пасху он отпраздновал в Премышле и с неё появился перед Святым Крестом в Городли.

В этом тихом углу он чувствовал себя как в раю.

Его окружали леса, которые он так любил, не нужно было ни для кого надевать парадную одежду, он лежал в постели так долго, как хотел, за столом пил воду и разговаривал со своей челядью, а ночью мог слушать соловья, которого любил.

И именно сейчас он вышел вечером из замка в рощу из старых деревьев, сел на простое бревно, опустил голову на руки и слушал песни весеннего певца.

И думал. Порой ему казалось, что понимал эту странную песнь, как человеческие слова, что она говорила ему о тех непонятных вещах, которые происходили на свете. То снова музыка становилась для него непостижимой, необъяснимой, а была такой прекрасной!

Над лесом в чистом весеннем небе взошла луна и в водах реки и разливах сияла широкими полосами. Это было для глаз… Даже воздух настроился к ночному торжеству и наполнился несравненным благоуханием. В нём чувствовался запах берёзовых почек, трескающихся дубов и клёнов, аромат сосен и ели, испарение воды и дыхание трав и ночных увядших цветов.