Днём около плетущихся карет каморники никогда не могли долго оставаться спокойными, выскакивали порисоваться, бегали, подбрасывали копья и обухи, ловя их в воздухе, ссорились, устраивая весёлые турниры.
Так они не заметили, что цель путешествия, Медика, была уже очень близко. Там в старом большом доме, хорошо знакомом королю и Соньке, окружённом сараями и постройками, для обоих дворов место было достаточно. Также для самой последней челяди разбивали шатры, когда было нужно. Король в местных лесах, полных разного зверя, не только любил охотиться, но мчаться по ним и наслаждаться этой пустынной тишиной среди деревьев, которая была ему милей общества людей.
На следующий день Сонька должна была остановиться уже в Медике. Ночлег выпал в деревне, в которой не было усадьбы, только большой постоялый двор, а из него ради королевы выбросили всех, кто там жил, и несколько соседних хат приготовили также для двора. Буря после полудня чуть задержала путников, потому что нужно было спрятаться перед ливнем; поэтому на ночлег приехали уже ночью. Заботливые становничьи на ярморочной площади перед постоялым двором зажгли пару смоляных бочек, чтобы королеве было веселей. С окриками и смехом двор остановился и начал размещаться.
Хинча, который везде командовал, первый вбежал в постоялый двор посмотреть; он не показался ему красивым, но другого не было.
Столы они нашли уже накрытыми и до них доходил запах жареного мяса; Хинча и там собирался командовать, когда, выбежав к своему коню, потому что шляхтич должен помнить о нём всегда, как о себе, услышал сбоку шикание.
Он повернулся, но в темноте никого видно не было. Думал, что это относится не к нему, и, ослабив подпруги, хотел отвести коня к кормушке, когда послышалось второе настырное шиканье, ещё ближе, а с ним как бы его имя, знакомым голосом, хоть сначала труднораспознаваемое, живо произнесённое.
Он подумал, что кто-нибудь из его товарищей разыграл его, когда из темноты вынырнули лицо и рука, которая подавала ему знаки.
Он не мог определить, кто это был, но знал, что это не кто-нибудь из товарищей. Поэтому, отдав коня одному из своих, он побежал в ту сторону, откуда доносилось шиканье.
Из-за остова постоялого двора рука вновь дала ему знак, поэтому он пробежал между двух стен в тёмный угол и не знал, что делать дальше, когда его кто-то схватил за руку и потянул внутрь этого закоулка.
Хинча сам уже не знал, что с ним делалось. Со стороны улицы и смоляных бочек одна из стен была освещена слабым отблеском, поэтому, живой и нетерпеливый, он вытащил на свет того, который его вёл, и взглянул ему в глаза.
– Корманец! А ты тут откуда?
– Тс! Тс! – ответил беспокойно дышавший человек и, оглядываясь вокруг, проводил его ещё дальше вглубь по мусору и грязи.
Хинчу, неизвестно почему, охватил какой-то страх.
– Стой, – сказал он, – говори, откуда ты тут взялся? Чего хочешь?
Корманец не принадлежал к королевским гонцам (курьерам), которых не раз отправляли с письмами, а Хинча хорошо его знал из того, что он спас ему жизнь, когда на него в Кракове напали жадные до денег убийцы, устроив засаду. Корманец, человек честный, так привязался к Хинчи, что служил ему как пёс. А был он русин, поляком не стал; большого сердца, очень простой и, хоть казалось, что не мог сосчитать до четырёх, имел много холопского ума.
Появление Корманца не было бы удивительным, если бы не то, что скрывал себя. На гонце, хотя сильном, выносливом и привыкшем к путешествиям, видно было чрезмерное утомление.
Проводив закоулком Хинчу за постоялый двор, не говоря ничего, не отвечая на вопросы, русин только показал ему лежавшую под забором на пустом участке лошадь, с задранной голове, со втянутыми боками, которая минутой назад, может, пала, чтобы уже не встать.
Простым способом этот Корманец поведал Хинчи, что так спешно мчался, что даже его лошадь растянулась тут под забором.
– Слава Богу, – сказал он, вздохнув, – что хоть не напрасно.
Хинча удивлённо посмотрел.
– Тебя послал король?
– Я сам себя послал, – воскликнул он, – чтобы вам, а может, ещё кому-нибудь спасти жизнь.
Хинча побледнел и не мог вымолвить ни слова.
– Вы вырвали меня из рук убийц, – добавил русин, – Бог предоставил мне расплатиться.
Ему тяжело было говорить, он вытерал пот с лица и вздыхал.
– Слушайте, – прибавил он. – Король в Городле встретился с великим князем Витовтом, они пошли разговаривать, чтобы люди их не подслушали, среди деревье, что за крепостью у воды стоят, а я там в кустах лежал. Они сидели в трёх шагах от меня, а когда приступили к разговору, мне уже нельзя было двинуться. Витовт бы убил. Я должен был лежать как труп и притворяться спящим.
Корманец сделал небольшую паузу.
– А знаете, о чём они вели разговор? – прибавил он. – Что королева изменяет нашему с вами пану, что вас и всех нужно в темницу и под меч отдать. Девушек, которые находятся при королеве, Витовт приказал пытать. Вас, Ваврина, Яшка, Пиотраша, Добка, Яся король приказал посадить в темницу, сердился и угрожал смертью.