Мать. Мадонна. Блудница. Идеализация и обесценивание материнства

Главной особенностью перверсии является то, что на символическом уровне женщина при помощи первертных действий пытается побороть громадный страх потери матери. Будучи ребенком, она не чувствовала себя в безопасности со своей матерью, напротив, будучи беззащитной, она воспринимала мать как очень опасную. Следовательно, глубинная мотивация перверсии является враждебной и садистической. Этот бессознательный механизм характеризует первертную психику.

Мои выводы целиком базируются на моем собственном клиническом опыте. Но теперь, когда я достигла некоторого понимания женских перверсий и причин их возникновения — не в последнюю очередь неадекватного материнства, мне стало очевидно, что некоторые трудности в принятия этого положения проистекают из особенностей социальной среды. Я не собираюсь писать о социальной истории, но трудно проигнорировать тот факт, что в настоящее время мы сталкиваемся с серьезными противоречиями во взглядах на женщину, на ее эмоциональные нужды и биолого-репродуктивные функции.

Например, я хорошо помню, как в шестидесятые годы теория Лэйнга о «шизофреногенной» матери (Laing 1961; Лэйнг 2002) была неправильно интерпретирована и использована как профессионалами, так и непрофессионалами для обвинения таких женщин. Согласно этой теории такие матери посылали противоречивые послания своим детям, которые Бейтсон ранее назвал «двойными посланиями» (Bateson 1956; Бейтсон 1993). В результате в головах детей возникала путаница, им казалось, что их матери не позволяли им узнать, что правда, а что нет. Так закладывались основы психотической организации их психики. В то время и профессионалы, и обыватели считали, что «понимание» шизофренических пациентов стало доступным до такой степени, что они стали считать себя «пророками нового мира». А что же матери? Они стали автоматически считаться виновными в нарушениях своих детей. Им не досталось ни настоящего сочувствия, ни понимания: их следовало «осуждать» за «плохое» поведение. И лишь немногие люди из неклинической сферы понимали, что у этих матерей в свое время был не менее травмирующий опыт, который отчасти и привел к такому «двойному» отношению к собственным детям. Они сами были жертвами и, в свою очередь, сделали жертвами других.

И, опять же, в шестидесятых мы не хотели признавать, что же в действительности происходило с «детьми, подвергшимися жестокому обращению». Никто, даже опытные врачи, не могли поверить в то, что повреждения этим детям наносили их собственные матери. Никто не мог понять, что эти женщины были матерями: «женщины» казались способными совершить подобные действия, но не «матери». Конечно же, прежде всего они были дочерями и женщинами, из которых некоторые по чистой случайности стали матерями. Невозможность точно диагностировать таких женщин, я полагаю, отчасти проистекала из общественной тенденции возвеличивать материнство и нежелании признавать, что у материнства могут быть и негативные аспекты.

Спустя два десятилетия мы сходным образом не можем принять возможность существования материнского инцеста. Все с готовностью признают инцест со стороны отца, который, насколько нам известно, больше распространен, но не со стороны матери. Никто не верит, что такое бывает, — иногда даже к досаде самих матерей.

Чтобы понять проблемы перверсии и материнства, которые являются центральной темой этой книги, мы должны освободиться от некоторых убеждений — профессиональных и социально обусловленных, о которых я уже упомянула, и вернуться к истокам. Мы должны начать с женского тела и присущих ему качеств. И тогда окажется совсем неудивительным то, что женская психопатология совершенно непохожа на мужскую.

Фокусом моих исследований женской психопатологии будет этот более примитивный уровень либидинального развития. Первертный человек был с самых ранних лет лишен возможности достичь сексуальной эмоциональной зрелости (т. е. генитальной сексуальности) и, следовательно, сталкивается с трудностями при построении удовлетворительных гетеросексуальных отношений. Этот факт является решающим в понимании перверсий. Я наблюдала в ходе терапии, а также в переносе, который возникает у этой группы пациентов, какое важное для них значение имеют очень ранние отношения с матерью. На этой стадии отец играет второстепенную роль. Как я покажу далее, такое положение дел меняется в дальнейшем, особенно в юности.

Я буду придерживаться теории объектных отношений, разработанной Кляйн и другими, в которой подчеркивается особая важность первых месяцев жизни и детско-материнских отношений, и то, как защитные механизмы, используемые ребенком в это время, сохраняются на протяжении жизни и играют решающую роль в эмоциональном и либидинальном развитии.