Мать. Мадонна. Блудница. Идеализация и обесценивание материнства

Я хотела бы продолжить обсуждение этой важной особенности, которая наблюдается у женщин, совершивших правонарушения, и уделить особое внимание внутреннему миру женщин, которые на определенном этапе жизни занимались проституцией. Будучи проститутками, эти женщины не воспринимают себя цельными — я даже не говорю сексуальными — существами. Их самооценка очень низка, они чувствуют себя подавленными и используют проекцию, а также расщепление в качестве защитных механизмов. Их крайне презрительное отношение к обществу («мне плевать на них») прикрывает громадную проекцию их собственного пренебрежения к себе. Вдобавок они подвергаются гонениям, сталкиваются с презрением, изоляцией и в итоге оказываются под арестом. Поскольку они очень сильно нуждаются в сильной реакции извне, внешний мир кажется им чем-то навязанным. Вне зависимости от того, будет ли эта реакция негативной или жесткой, в повседневной жизни она обеспечивает их нарциссической поддержкой, которую они не находят в себе.

Независимо от того, сколько времени, физических сил и эмоционального участия требуют от нас большинство профессий, они позволяют нам отделять общественную жизнь от частной. Близость, которую мы находим в последней, дает нам возможность восполнять физические и психические ресурсы. У женщин, занимающихся проституцией, не только отсутствует такая возможность, более того, у них все происходит наоборот. Эту сторону их непростой жизни легко заметить, когда они предстают перед судом, где их частная жизнь становится достоянием общественности. Поскольку их профессия связана с тем, что они предлагают клиентам удовлетворение весьма интимного характера, их собственные личные потребности должны игнорироваться. Все частное должно стать общественным — в этом и заключается суть данного конфликта. Некоторые женщины бессознательно надеются, что, как только их проблемы признают и выведут из тени, они получат помощь, но этого обычно не случается.

Грюнберже описывает нарциссизм как самостоятельное влечение, состоящее из двух элементов: «жизнеутверждающего, любви к себе, и смертоносного», «который может вылиться в психические или психосоматические изменения, а в серьезных случаях привести к смерти». Она не связывает этот «смертоносный» элемент с мазохизмом, поскольку рассматривает его как относительно продвинутый уровень объектных отношений, а значит, он отличается от нарциссизма. По ее мнению, «смертоносный» элемент наделен такими качествами, как «овладение объектом, агрессия, всемогущество» (Grunberger 1979, р. 71-72). Я считаю, что женщины, занимающие проституцией, ищут не «жизнеутверждающего», а «смертоносного» элемента нарциссизма. Безусловно, они не стремятся к созданию объектных отношений, поскольку таковые вовсе не существуют в их профессиональном мире. Как напоминает Оланье (Aulagnier 1966), при перверсии происходит обесценивание нарциссического удовольствия: чем больше оно ассоциируется с грязью, разложением, болью и позором, тем больше напоминает мученический венец, аннуляцию нарциссизма. По ее словам, «первертная женщина, которая "зашла слишком далеко" в своих эротических играх, скорее всего, скажет, что она сделала это «чтобы доставить удовольствие», выставляя свое удовольствие как что-то вроде самоотдачи, жертву, принесенную богу удовольствия» (Aulagnier 1966, р. 75).

Люди, которые содержат публичные дома и подобные им заведения, по-видимому, довольно неплохо «разбираются» в перипетиях этого нарциссического обесценивания и беспрестанно говорят «девочкам», насколько те особенны и бесподобны. Они даже заставляют их соревноваться между собой за количество обслуженных за ночь «клиентов». Женщины неизбежно попадают в эту ловушку. Вместе с тем это дает им возможность почувствовать себя «живыми», возбужденными и сильными. Как следствие, бизнес владельца процветает, а женщины начинают чувствовать себя одураченными потом, когда признаются себе в этом. Все возвращается на круги своя, если не к худшему: даже заработанные ими деньги обесценены и выброшены, иногда в буквальном смысле. В течение многих лет своей клинической работы я слышала от женщин, принадлежавших к разным слоям общества, фантазии о проституции. Я обследовала женщин, которые после предъявления им обвинений в приставании к мужчинам на улице, с неохотой приходили на судебно-психиатрическую экспертизу. Я работала с женщинами, которые по своей воле приходили на психотерапию и которые раньше, в определенный момент, занимались проституцией. Другие обращались ко мне, когда еще «работали». Однако все эти женщины были похожи в одном: у них не было возможности обсуждать с клиентами свою личную жизнь. Например, они не могли поделиться своей печалью, вызванной старением, поскольку характер сделки обязывал их демонстрировать жизнерадостность и молодость.