Мать. Мадонна. Блудница. Идеализация и обесценивание материнства

Ее терапевт, неравнодушный специалист, хорошо разбиравшийся в психосоматических расстройствах, оказался в безвыходном положении: он не понимал, что происходит с его пациенткой, он не хотел вступать в сговор с ее намерением нанести себе увечье и не мог ничем ей помочь. Он описал ее как чуткую, приятную, умную и неприхотливую женщину, которая вовсе не была «истеричной». Она была успешным научным работником, жила в полной социальной изоляции. У нее никогда не было отношений ни с мужчинами, ни с женщинами, но при этом она казалась независимой и устойчивой во всех сферах, за исключением физического здоровья, которое порой не давало ей возможности выполнять свои обязанности. От этих симптомов она не получала никакой вторичной выгоды (если только не понимать под этим ее полную неспособность к созданию близких отношений).

Прожив много лет в безнадежности и беспомощности, однажды она пришла к своему врачу в состоянии крайнего эмоционального возбуждения. Вскоре, впервые в жизни, она рассказала ему об инцестуозных отношениях с отцом, которые начались, когда ей исполнилось десять, и продолжались до двадцати двух лет, пока она не нашла в себе сил положить этому конец и уйти из дома. Поначалу она выполняла требования отца потому, что пребывала в ужасе и не могла его «ослушаться». Эти требования начались, когда после рождения мертвого ребенка ее мать снова забеременела.

В этой связи Льюис (Lewis 1979) внес важный вклад в обсуждение «скорой замещающей беременности», которая следует за рождением мертвого ребенка и лишает матерей возможности оплакать потерю. По его мнению, это становится скрытым предрасполагающим фактором последующего насилия над ребенком. Опираясь на свой клинический опыт, он пишет, что некоторые матери в трудной ситуации, связанной с невозможностью оплакать потерю, сталкиваясь с потребностями новорожденного, могут быть склонны к насилию по отношению к нему. В описанных им случаях одна мать угрожала избить своего ребенка, а другая убила своего старшего ребенка спустя восемь месяцев после рождения младшего; ее муж скоропостижно скончался во время беременности. Он добавляет, что рождение мертвого ребенка может спровоцировать семейные конфликты, приводящие к насилию (Lewis 1979, р. 327). Является ли рождение мертвого ребенка еще одним фактором в семейной динамике, предрасполагающим к возникновению отцовского или материнского инцеста?

Если вернуться к истории моей сорокадвухлетней пациентки, она была старшей дочерью, которая очень заботилась о матери и всеми силами стремилась сблизиться с ней, чего так и не случилось. Разорвав инцестуозные отношения и уйдя из дома, она дала себе слово больше никогда не вспоминать об этом. Двадцать два года она следовала этому внутреннему предписанию. Ее психика надежно защищала ее от страшных воспоминаний, но ее тело начало беспощадное и изнурительное преследование, изобретая все новые психосоматические заболевания, основанные на бессознательной мотивации, к которой у нее не было доступа. Она никому не рассказывала о своих нападках на собственное тело. Она предавалась ритуализированным самоповреждениям, среди которых была мастурбация крайне садомазохистского характера.

Я придерживаюсь мнения, что женщины, которые раз за разом борются со своими телами таким пугающим, непосредственным и символическим способом, в том числе с элементами садистической мести своим матерям, демонстрируют проявления перверсии. Мне хорошо известно, что в этих случаях есть основания предпочитать термин «невротическое» «первертному», но, повторюсь, можно извлечь больше пользы, если попробовать понять, как развивается женское Супер-Эго.

Иригарей задается вопросом: «Почему женское, истерическое Супер-Эго столь "жесткое" и "осуждающее"? Можно привести несколько причин…» Одна «из них, перекликающаяся с некоторыми другими: что бы ни выполняло функции Супер-Эго у женщин, оно явно не расположено к женщинам, и в особенности к их половому органу(нам)» (цит. по Sayers 1986, р. 43-44, курс. Д. С.).