Так в песне поется… Но не могла я умолить. Сколько я ни плакала мне не верили. Никакой не засекли засеки, а еще разгородили. И показалось мне, что будто шутя эту свадьбу делают, как игру играют. Думалось мне: поиграют-поиграют да и бросят. Было мне в ту пору еще шестнадцать лет. Жениха я не видала. Вот, думаю, как увижу да не понравится — и вся свадьба ничем кончится.
Отпили девушки чай — играть начали. Попляшут под гармошку да попоют. А песни все попадались такие, будто только для меня и сложены. Моему сердцу от них больно было.
После игры начался родительский обед. Столы составили. Пришли девушки и вся моя родня, уселись, стали пить да есть, угощаться.
Родительский обед не успели отвести, а уж надо готовиться к женихову столу. Старую посуду убирают, моют, снова уставляют, чтобы столы не голые стояли. Вскоре заслышались колокольцы — «женихи» приехали. Опять у меня помутилось в глазах, полились горючи слезы. Опять заплакала, запричитала.
Уж дважды приходил сват.
— У нас был товар закуплен. Как бы нам дорядиться да договориться, да к рукам прибрать?
Дважды его отсылали обратно:
— Не пора еще, Егор Иванович, не время. Пока товар наш, так и дело наше.
На третий раз Егор пристал и попросил:
— Хочу я свою должность дружкам передать. Они помоложе и на ногу полегче. Им — в науку, а мне — в замену.
Мать с родней согласились. Вот Егор привел дружек и передал матери:
— Вот вам легкая замена, скорая посылка. Встречайте да принимайте, как меня встречали да принимали.
И дружки раза два сходили к нам.
— Нельзя ли нам с князем поездом прийти? Наш молодой князь Федор Михайлович соскучился по молодой княгине Маремьяне Романовне.
Согласилась родня:
— Просим милости с князем молодым, со всеми любящими, с гостями да с гостьями.
Пришли женихи. Меня пытались закрывать платком, чтобы я узнала, какой характер будет у моего мужа. Если он сердито платок стащит, то, значит, будет драчливый да взыскательный.
Только я не согласилась. Говорю:
— Не видала я его, так хочу хоть в дверях посмотреть: человек или собака — какой он есть.
Так и не закрыли меня. Я во дверь большие глаза направила. Тысяцким у жениха был брат его Виктор, того я узнала. И знаю еще, что за тысяцким жених должен пойти. Тут его в первый раз я увидела. Сразу он мне не понравился: какой-то темный да грубый, лицо злое. Да к тому же вместо меня он начал сватью целовать, ошибся. Сватьей была моя невестка, брата Константина жена, немного меня постарше. Все закричали:
— Не та, не та ведь невеста!
Тогда уж он подошел ко мне. А бабы все заметили, судачат:
— Не будет житья.
Я и так не бела, да еще почернела, черней закопченного потолка стала. Во весь вечер ни на кого не гляжу и никого не вижу. Все пьют да едят, а я ни к чему не притронулась. Жених за все время мне слова не сказал. «Горько» закричат, сластить целованием надо, а я застыла, и целует жених ровно не губы, а доску.
Бабы шепчут:
— Чего ты такая-то, сиди ты посветлей да повеселей.
— Над чем буду светлеть-то? — говорю.
Сижу да и думаю: «Не поеду под венец, развалю дело».
Ночь отсидели, гости ушли, а я сразу начала реветь. До того доревелась, что сама себя не стала знать. И на улицу выводили меня, и водой отливали.
— Схлынуть ей, — говорят, — надо. Много ревела, так отойти не может.
А я ничего уже не слышу, обмерла. Прибежал брат Константин, схватил в охапку, уложил на кровать и выговаривает матери да брату:
— Заели, — говорит, — человека. Я побегу, откажу.
Побранились они, а той порой уж дружки подходят, про невесту спрашивают:
— Жива ли, здорова ли наша княгиня, спрашивает князь молодой.
— Какое жива! — огрызнулся Константин. — Уж гроб начинаем делать.
Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев
Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное