Таким жарким, что, кажется, начали тлеть ресницы. Ард знал, что словами ситуации никак не поможешь. Волк не станет слушать ничего из того, что юноша тому скажет.
Все, что знал зверь — того, кто о нем заботился, кто помнил его с самого первого вздоха, первой раны, первого прыжка и первой охоты, не стало. Его забрали. Отняли у него.
Ардан хорошо знал это чувство.
Потому что такой шрам нельзя вылечить.
Только спрятать.
Даже если от самого себя…
—
Волк застал. Теперь все зависело от его решения. Если в нем еще осталась память предков, если слова, сказанные старыми охотники, еще живы в нем, то он примет дар. И тогда Ардан будет жить, а если нет, то…
Юноша почувствовал, как шершавый, горячий язык прошелся по его ладони. На мгновение Арду показалось, будто его руку опустили в кипящее масло.
Но уже меньше, чем через удар сердца, вспышка боли исчезла. А на смену ей пришла память.
Чужая память.
Когда охотники обменивались кровью, они делились самым сокровенным. Воспоминаниями о прошлом. О тропах и угодьях. Об уроках наставников. О боли и радости. О том, что видели, о чем мечтали, к чему стремились.
Так смешивались стаями.
Так, однажды, Гектор Эгобар обменялся кровью с орком из банды Шанти’Ра став кровными братьями.
Ардан, разумеется, с волком не побратался. Они лишь обменялись прошлым.
И в этом прошлом юноша увидел лицо Паарлакса. Как он аккуратно, из пипетки, кормил маленького волчонка. Как носил его на руках, завернутым в огнеупорное одело. И как обжигался каждый раз, когда шерсть касалась тела. Но ни разу не ругался, не злился и не обижался. Лишь улыбался и, сквозь боль, с покрытой ожогами и волдырями кожей, гладил одинокого волчонка, чьи родители погибли из-за неисправности камеры.
Эрзанс приходил к маленькому, четвероногому другу каждый день и подолгу сидел… за чертой. У деревьев и кустов. Он смотрел за тем, как волчонок игрался, наблюдал за ним и рассказывал что-то непонятное. О полях, но не тех, что можно увидеть и где можно побегать, размяв лапы. О невидимых полях. И каком-то мире, что находится там, на каком-то странному и непонятно «верху». И, что Паарлакс надеется, что однажды они туда отправятся. Вместе.
Волчонок рос. Эрзанс приходил каждый день. Приносил еду и новые истории. Когда волчонок болел — он его лечил и даже приносил с собой странное логово, которое называл «па-лат-кой»
Паарлакс с ним играл. Бегал наперегонки, даже когда волк повзрослел и мог одним прыжком пересечь весь его мир. Мир такой странный, кажущийся, порой, ненастоящим. Но, главное, что в этом мире был он — его такой же странный отец.
Ардан открыл глаза.
Громадный волк, переступив черту, стоял, склонив голову перед телом Эрзанса.
—
Волк распахнул пасть и выдохнул пламя. На сей раз оно не рычало и не ревело. Наоборот — от него веяло покоем и нежностью. Заботой и желанием проводить в последний путь.
—
Тело мертвеца вспыхнуло в последний раз и развеялось черным пеплом, осевшим на листьях высоких крон. Фальшивых для всех, кроме двух — ученого и маленького волчонка, для которых это место стало логовом.
Волк поднялся и, запрокинув пасть, завыл. Глубоко и протяжно. Так, как воют лишь те, кто помнит и знает сухой, вечерний ветер поступи Духа Ночи, когда с первым огнем на крыльях Духа, начинается охота.
Кровь Ардана, поделившись с Волком Пылающей Тьмы памятью юноши, пробудила в том память предков. Точно так же, как когда-то давно Эргар пробудил в своем ученике память Матабар, дабы тот отринул свое человеческое сердце.
Волк подошел к Ардану и сел рядом с ним.