Читаем Матани полностью

Ниже по склону горы, опираясь в землю бетонным основанием, стояла огромная стальная опора для канатной дороги, высотой метров в сто, не меньше. Я задрал голову и загляделся. Небольшие железные вагончики, прикрепленные к стальному тросу, друг за другом медленно проплывали на фоне серых облаков. Груженые вагончики с землей доезжали до противоположного склона, где была дробильная часть фабрики, там разгружались и возвращались обратно, за новой порцией земли с рудой. Эта картина канатной дороги, соединяющей горы над ущельем, была с детства привычной и так вписывалась в пейзаж, что я давно уже не обращал на нее внимания.

Над головой у меня пролетели две вороны, которые, покружившись, деловито приземлились на одну из вагонеток, наполненную доверху землей. Одна из них уселась на краю и стала смотреть вниз, другая поклевала что-то из горочки и присоединилась к первой. Я проводил их взглядом, пока они не стали едва различимыми. Катаются себе по канатке без билетов, любуются видами. Я представил себя на месте ворон и позавидовал им.

Поднялся ветер, я продрог и начал спускаться, обратный путь занял больше времени, чем подъем, и я порядком устал. Дома меня встретила недовольная сестренка. Ей не терпелось выйти на улицу погулять, а по установленным в семье правилам я должен был вначале проверить ее уроки, особенно математику, потом дать разрешение погулять. Предполагалось, что я должен был подтянуть ее по математике, но она ей совсем не давалась, а я упрямился и не желал подсказывать. Обычно заканчивалось тем, что после того, как у меня кончалось терпение, а у нее начиналась истерика, я делал за нее задания и отпускал на улицу.

– Меня девочки давно уже ждут! Родителям скажу, что ты после школы гуляешь неизвестно где вместо того, чтобы уроки делать!

– Будешь ябедничать, вообще не пущу гулять, будешь сама задачки решать, – огрызнулся я, но потом смилостивился, – ладно, иди!

Она моментально выскочила за дверь, а я пошел на кухню и съел обед, от которого меня окончательно сморило. Улегшись на диване в гостиной с «Человеком-невидимкой», я вскоре задремал и проснулся, когда мама растормошила меня.

– Что это еще такое? Вставай, а то ночью не уснешь! Уроки-то сделал? Где сестренка?

Я что-то пробормотал и поплелся в ванную. Умывшись холодной водой, я всматривался в зеркало и пытался вспомнить, что же такое мне приснилось. Я зажмурился, но тщетно, сон ускользал от меня. Потом вышел на балкон и крикнул сестренке, чтобы шла домой, но она притворилась, что не слышит. Я уселся за свой стол и достал из портфеля учебники и дневник. Разбираясь с задачкой про параллельные прямые и секущую, я вдруг замер, вспомнив сон. Через минуту я уже был на улице. Я промчался мимо играющих возле подъезда детей, затем сделал крутой вираж и вернулся к ним. Сестренка попыталась было спрятаться за фонарным столбом, но я ухватил ее за руку и потащил к лестнице.

– Марш домой! А то завтра вообще не будешь играть, поняла?

По дороге я решил, что если Артур струсит и не согласится на мою авантюру, то пойду один. Добежав до квартиры Артура, я постоял возле двери, пока дыхание не восстановилось, и только потом нажал на кнопку звонка. Артур открыл не сразу, в руке он держал бутерброд с колбасой.

– Хочешь? – спросил он меня с набитым ртом и, не дожидаясь ответа, повернулся и пошел в комнату.

Красный фонарь из лаборатории лежал на полу рядом с треногой, на которой был укреплен фотоаппарат. На спинку стула, стоящего в центре комнаты, была натянута белая материя, а на стуле стоял какой-то прибор, мерцающий лампочками и издающий низкий гул. Провода от него тянулись во все стороны.

– Кирлиан-эффект, слышал про него? – Артур протянул мне бутерброд. – Подержи.

Он присел и взял в руку электрод, подсоединенный к прибору. Покрутив на нем рукоятку. он постучал электродом по пальцу, послышался слабый треск.

– Свечение возле объекта в условиях газоразрядного процесса. – Он встал и пристроил электрод над объективом фотоаппарата. – Очень интересная штука, кстати. Все предметы светятся, и люди в том числе. Причем по-разному, больные или здоровые, радостные или грустные, излучают разное свечение. Я хочу листочек сфотографировать, его свечение, когда его от корешка только что отрываешь, – он повернулся ко мне и забрал бутерброд.

– Зачем? – удивился я.

Артур дожевал кусок, стекла его очков блестели в красном фонарном свете.

– Хочу получить эффект фантомного листа. Представь, отрываешь листок, а свечение корешка показывает, будто листок на месте. Разве не интересно?

– Интересно, – согласился я. – Ну и как?

– Да никак, – вздохнул он и снял очки. – Думаю, трансформатор у меня неправильный, а нормальный дорого стоит. Пока даже свечение руки не удалось заснять, целую пленку израсходовал. Это очень сложный эксперимент, не факт, что получится что-то, – он задумался, – а хочешь, твою руку попробуем? Только тебя сначала заземлить надо.

– Не хочу. Ну или потом как-нибудь, – сказал я нетерпеливо. – Придумал, как снимок сделать!

– Какой снимок? А, для конкурса. Ну?

Перейти на страницу:

Все книги серии Литературная премия «Электронная буква – 2020»

Окно в Полночь
Окно в Полночь

Василиса познакомилась с Музом, когда ей было пять. Невнятное создание с жуткой внешностью и вечным алкогольным амбре. С тех пор девочке не было покоя. Она начала писать. Сначала — трогательные стихи к маминому дню рождения. Потом освоила средние и большие литературные формы. Перед появлением Муза пространство вокруг принималось вибрировать, время замирало, а руки немилосердно чесались, желая немедля схватиться за карандаш. Вот и теперь, когда Василисе нужно срочно вычитывать рекламные тексты, она судорожно пытается записать пришедшую в голову мысль. Мужчина в темном коридоре, тень на лице, жутковатые глаза. Этот сон девушка видела накануне, ужаснулась ему и хотела поскорей забыть. Муз думал иначе: ночной сюжет нужно не просто записать, а превратить в полноценную книгу. Помимо настойчивого запойного Муза у Василисы была квартира, доставшаяся от бабушки. Загадочное помещение, которое, казалось, жило собственной жизнью, не принимало никого, кроме хозяйки, и всегда подкидывало нужные вещи в нужный момент. Единственное живое существо, сумевшее здесь обустроиться, — черный кот Баюн. Так и жила Василиса в своей странной квартире со странной компанией, сочиняла ночами, мучилась от недосыпа. До тех пор, пока не решила записать сон о странном мужчине с жуткими глазами. Кто мог подумать, что мир Полночи хранит столько тайн. А Василиса обладает удивительным даром, помимо силы слова.Для оформления использована обложка художника Елены Алимпиевой.

Дарья Гущина , Дарья Сергеевна Гущина

Любовное фэнтези, любовно-фантастические романы / Самиздат, сетевая литература
Кровь и молоко
Кровь и молоко

В середине XIX века Викторианский Лондон не был снисходителен к женщине. Обрести себя она могла лишь рядом с мужем. Тем не менее, мисс Амелия Говард считала, что замужество – удел глупышек и слабачек. Амбициозная, самостоятельная, она знала, что значит брать на себя ответственность.После смерти матери отец все чаще стал прикладываться к бутылке. Некогда процветавшее семейное дело пришло в упадок. Домашние заботы легли на плечи старшей из дочерей – Амелии. Девушка видела себя автором увлекательных романов, имела постоянного любовника и не спешила обременять себя узами брака. Да, эта леди родилась не в свое время – чтобы спасти родовое поместье, ей все же приходится расстаться со свободой.Мисс Говард выходит замуж за судью, который вскоре при загадочных обстоятельствах погибает. Главная подозреваемая в деле – Амелия. Но мотивы были у многих близких людей ее почившего супруга. Сумеет ли женщина отстоять свою невиновность, когда, кажется, против нее ополчился весь мир? И узнает ли счастье настоящей любви та, кто всегда дорожила своей независимостью?

Катерина Райдер

Детективы / Самиздат, сетевая литература / Исторические детективы
Живые отражения: Красная королева
Живые отражения: Красная королева

Дайте-ка припомнить, с чего все началось… В тот день я проспала на работу. Не то. Забыла забрать вещи шефа из химчистки. Тоже нет. Ах, точно! Какой-то сумасшедший выхватил у меня из рук пакет из супермаркета. Я только что купила себе поесть, а этот ненормальный вырвал ношу из рук и понесся в сторону парка. Догнать его было делом чести. Продуктов не жаль, но вот так нападать на девушку не позволено никому!Если бы я только знала, чем обернется для меня этот забег. Я и сама не поняла, как это случилось. Просто настигла воришку, схватила за ворот, а уже в следующий миг стояла совершенно в незнакомом месте. Его испуганные глаза, крик, кувырок в пространстве – и я снова в центре Москвы.Так я и узнала, что могу путешествовать между мирами. И познакомилась с Ником, парнем не отсюда. Как бы поступили вы, узнай, что можете отправиться в любую точку любой из возможных вселенных? Вот и я не удержалась. Тяга к приключениям, чтоб ее! Мне понадобилось слишком много времени, чтобы понять, что я потеряла все, что было мне дорого. Даже дорогу домой.

Глеб Леонидович Кащеев

Фантастика / Попаданцы / Историческая фантастика

Похожие книги

Адриан Моул и оружие массового поражения
Адриан Моул и оружие массового поражения

Адриан Моул возвращается! Фаны знаменитого недотепы по всему миру ликуют – Сью Таунсенд решилась-таки написать еще одну книгу "Дневников Адриана Моула".Адриану уже 34, он вполне взрослый и солидный человек, отец двух детей и владелец пентхауса в модном районе на берегу канала. Но жизнь его по-прежнему полна невыносимых мук. Новенький пентхаус не радует, поскольку в карманах Адриана зияет огромная брешь, пробитая кредитом. За дверью квартиры подкарауливает семейство лебедей с явным намерением откусить Адриану руку. А по городу рыскает кошмарное создание по имени Маргаритка с одной-единственной целью – надеть на палец Адриана обручальное кольцо. Не радует Адриана и общественная жизнь. Его кумир Тони Блэр на пару с приятелем Бушем развязал войну в Ираке, а Адриан так хотел понежиться на ласковом ближневосточном солнышке. Адриан и в новой книге – все тот же романтик, тоскующий по лучшему, совершенному миру, а Сью Таунсенд остается самым душевным и ироничным писателем в современной английской литературе. Можно с абсолютной уверенностью говорить, что Адриан Моул – самый успешный комический герой последней четверти века, и что самое поразительное – свой пьедестал он не собирается никому уступать.

Сьюзан Таунсенд , Сью Таунсенд

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее / Современная проза
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее
Антон Райзер
Антон Райзер

Карл Филипп Мориц (1756–1793) – один из ключевых авторов немецкого Просвещения, зачинатель психологии как точной науки. «Он словно младший брат мой,» – с любовью писал о нем Гёте, взгляды которого на природу творчества подверглись существенному влиянию со стороны его младшего современника. «Антон Райзер» (закончен в 1790 году) – первый психологический роман в европейской литературе, несомненно, принадлежит к ее золотому фонду. Вымышленный герой повествования по сути – лишь маска автора, с редкой проницательностью описавшего экзистенциальные муки собственного взросления и поиски своего места во враждебном и равнодушном мире.Изданием этой книги восполняется досадный пробел, существовавший в представлении русского читателя о классической немецкой литературе XVIII века.

Карл Филипп Мориц

Проза / Классическая проза / Классическая проза XVII-XVIII веков / Европейская старинная литература / Древние книги