Математик

Амина, вскормленная солнцем Курдистана, три года назад бежала с мужем из Раньи в Турцию: две тысячи долларов с носа отдать проводнику за переход границы с Ираном, провести семь ночей в горах, похоронить старика, шедшего к сыну в Ливерпуль; обморозить пальцы, спуститься в долину Вана, услышать вдогонку трескотню АКМ, посыпаться с обрыва; провести ночь в амбаре у подножья Арарата. Две двести с носа вместе с двенадцатью соотечественниками отдать за удачу: восемнадцать часов болтаться в давке — в потайном отсеке фургона добраться до границы с Грецией, быть пойманными, ограбленными, избитыми турецкими солдатами, снова вернуться в Стамбул, две недели ночевать в заброшенных домах, остерегаться стай бездомных собак, побираться на базаре, поджидать перевода денег от отца Азада, состоятельного лавочника, снарядившего их в дорогу; переплыть потом реку Эрген на надувных плотах, потери: соскользнувший на порожке паренек тянет руку из стремнины, залитая водой гримаса, уже перхает, но не повернуться от тесноты и страха, весло не достает. Дальше? Дальше последовать за проводником-эпилептиком (шрам через пустую глазницу рассекал трегубое лицо, во время припадка разжать ложкой зубы, вставить в оскал крошащийся камень), пять дней под дождем прятаться в лесу у Тесалоники, наконец залезть в грузовик, улечься друг на дружку плашмя, прибыть в Афины, зависнуть на четыре месяца, Азаду — работать грузчиком на овощном базаре, спать там же на ящиках, шарахаться от крыс. Затем в Патрах заплатить пятьсот, тайком от водилы спрятаться в фургоне, стоявшем в очереди на паром, заблевать потемки, погибнуть от морской болезни, в Италии застучать, замолотить в кузов, увертываться от монтировки шоферюги, молить о пощаде. На поездах — в Рим, оттуда в Париж, сойти в Кале, не найти в городе никого из курдов, ночевать в доке, утром забраться под фуру, прибыть паромом в Дувр, спастись от пограничников, выехать на шоссе, заорать от страха над помчавшимся под спиной дорожным полотном, впиться в балку от тряски и, когда грузовик замедлит ход на тягуне, соскочить первой, покатиться в бетонный кювет, увидеть, как Азад вдруг цепляется брючиной за штырь, одной ногой бьет в асфальт, подталкивает себя вверх, вскидывает руку, чтобы втянуться обратно, но тут грузовик переключается на пониженную передачу — и рывок стряхивает его, фура подпрыгивает, тело складывается, бьется, бьется, извиваясь, подтягивается на руках к обочине, отдается конвульсиям. Амина кидается под попутку, по госпитальному коридору бесшумно катятся носилки. Перелом позвоночника, разрыв внутренних органов, она закрывает мужу глаза, теплые веки, у медсестры на запястье татуировка мотылька. Она сидит в холле, с прямой спиной, утром за ней приходят полицейские и два бородатых мужика из Международной амнистии: три месяца в приюте, суд, отправка к дальним родственникам Азада в Денвер, работать на заправке, сбежать с дальнобойщиком, полгода колесить по стране, осесть в Сан-Франциско.

Теперь ржавые потеки на потолке квартиры, которую снимает с подружкой-филиппинкой за пять сотен, спать в одной постели, — слагаются над ней в косматого дядьку с высунутым языком, он выглядывает из-за головы Роджера. Амина тянется, дрыгает пятками, — лучше видеть этого кривляку, чем белые зенки пилота, ее воротит от перегара. Роджер должен уснуть, шевелиться нельзя, если нож соскользнет, вытечет глаз. Достаточно ли страха в ее зрачках? Роджеру нужен ее страх, он пришел только за этим.

Вика вышла из оцепенения, взвилась, но Макс схватил ее за руку, огляделся: стол, пластиковый слон под попоной, рулон ковра в углу, метла, пустые бутылки, цветочные горшки, — чем бы ударить ловчей…

Пилот взвел руку, дрогнул всем туловом, нож затрепетал в спинке кровати. Он повел ладонью, разглаживая воздух, завыл, заревел — зенки его залил небосвод, белесая муть, простреленная воронкой слепящего блика, поплыла, закачалась шкала навигации, выставились кружки целей, заерзали, пропали, побежали строчки системных сообщений: два штурмовика A-10 Thunderbolt барражируют зенит у места впадения Шат аль-Араб в Евфрат.

Роджер отвалился от девушки, сел на краю, зашел ладонью, салютующим локтем над ее телом-ландшафтом, пальцем другой руки провел между холмиками грудей:

— Это дорога, — кивнул пилот. — А это, — он растопырил пальцы. — Это наши цели. Четыре грузовика. Вот так, гуськом, — рассек он грудь Амины. — Вот так машины движутся к городку, вон под той горой у горизонта, — Роджер обвел мизинцем темный сосок. Амина закусила губу и отвела глаза.

BOBOV25. — Эй, эй, BOBOV26, ты видишь транспорт, в восьмистах метрах к северу от диапазона огня?

BOBOV26. — Четыре грузовика, идущие по направлению к деревне?

BOBOV25. — Понял. Вижу несколько машин. Две похожи на радарные кунги, другие — какие-то зеленые грузовики. Не могу точно определить тип. Может быть, ЗИЛ157. Но постой, постой, вроде бы у них сверху оранжевые панели. Есть тут у нас дружественные силы?