Когда же это долго происходило, стало сердце мое печалиться и колебаться из-за затруднения, размышляя, как я смогу жить в разладе с таким завистником, а как смогу уберечься от людских заблуждений и пройти незапятнанным по горной тропе, минуя все соблазны этого века. Итак, после этого, твердо уповая на милосердие Господа, я обратился к сокровенной добродетели прежнего одиночества, которого искал. И когда я пребывал там какое-то время в одиночестве, так не успокаивался от преследования меня этот уже часто упоминаемый псевдосвященник. Ибо книги, которые я сам написал «О законе Господнем и победе святых» ради утешения в странствии своем и ради усердия в постижении науки и знания, он отнял у меня сначала с чудовищным поношением, а затем с помощью ли своей изворотливой хитрости и свирепости или же через подстрекание опытного своего хозяина дьявола, знает Тот, для Кого ничего не является тайной.
Ибо многократно ограбленный свирепыми разбойниками и униженный досаждениями различных преткновений вплоть до смерти, когда почти до крайности я пал духом, вернейшие христиане, узнав это, сразу пришли, и, хотя и против воли, желающего смертного конца, вырвав из опасности этого бедствия, перенесли меня в вышеупомянутый Петренс Кастро, поместье, которое называется Эбронант, в святую церковь.
И так после этого, желая привычного покоя прежнего одиночества, стала душа моя снова изнывать от тягостных тревог, страшно боясь общественного образа жизни. С большим сомнением я выбрал то, чтобы предать себя в заключение при святых алтарях и не стремиться к более тихому уединению, и нога моя не делала и шага наружу, чтобы через это нынешнее заточение божественная десница избавила меня от вечного заключения в преисподней.
Пока после часто упоминаемых жестоких лишений и испытаний я пребывал в этом новом жилище, стесненный бедственными обстоятельствами в углу той базилики, как будто в открытом море под крышей палубы плывущего корабля, связанный внутри во мраке трюма, когда угрожают порывы мирских бурь, истощенный игрой ветров, и, как если бы в самом центре волнений века сокрытый не целиком, но отчасти, я радовался, что я получил перед этим немного покоя. Но завистливый недруг, очень древний враг, который пытается неустанными нападками, побуждаемый завистливым змеем злобы своей с помощью бесчисленного множества старых ухищрений воспрепятствовать благочестивым трудам, стал, сначала нападая в ночных сумерках, звуком жуткого голоса неустанно распространять вокруг меня ужасный шум, чтобы вынудить меня, перепуганного страхом. уйти, ничего не добившись. Но когда он понял, что не может поколебать меня, надеющегося на силу Господа, своими устрашениями, поднявшись снова с невероятной жестокой яростью, подстрекая служителей своих, стал с неутомимым постоянством еще более ожесточенно нападать на меня. Примерно год или белее яростно сражаясь со мной, он не отступал от желания совершенно погубить меня.
И не в силу терпения моего, но благодаря силе всемогущего Господа, в ужасной сильной брани обращенный в бегство, он ушел, ибо весьма свирепый противник, видя, что тщетно он прилагал свои нечестивые старания и ничуть не преуспел, через невидимые козни коварного своего обольщения напал на знаменитого мужа по имени Рикимир, о котором он также знал, что тот является хозяином этого имения. Он внушил ему, что его ждет близкий конец, и побудил разрушить то самое убогое мое обиталище, что тот немедленно и сделал. A разрушив это жилище, и меня, сокрушенного и как бы упавшего с небес в преисподнюю, бросил снова в театр века сего. А на месте разрушенного моего жилища он хотел соорудить святой церковный алтарь. Несомненно, по внушению неотступного врага в соответствии с лукавым замыслом он выбрал меня, чтобы рукоположить в пресвитеры для верной погибели, как плененного мирскими соблазнами и обогащенного множеством обильных приношений.