Как прекрасен был мир во дни Потопа! Лазурный мир без теней. Когда же уходило солнце, и луна была мертва, земля становилась безвидна. Ничто не отделяло воду от воды, небо от неба. Тогда мы не знали зла. Мы не виновны. Они породили сами себя - драконы дна, рвущие друг другу горла. Их кровь превращалась в ил, кости - в камни, а они всё ели и ели друг друга. Теперь даже небо бывает как кровь. Если только не идёт дождь - наша последняя радость.
***
Не странно ли, что ещё похож на человека и веду себя, как человек? Мне душно, мне омерзительно это, но я одержим человеческим духом.
***
Я шарю по этому телу, выискивая новые метки. Он мерещатся мне всюду. Я спрашиваю слуг, не замечали ли они таких на себе. - Не замечали. Тупицы!
Вторгаюсь в адресную книгу, пишу всем, кто был здесь в течение последнего месяца, не испытывали ли они или их дети недомогания и не было ли на их шеях, руках и других членах этих трёх язв, - восемь писем! Кто-нибудь должен ответить. Я не могу отправить их: меня не выпускают из дома. Доверюсь младшему Макмерфи, посланному в город за покупками. Больше надеяться не на кого. Беря бумаги, он обронил:
- Вы что-то бедный,... прямо как вампир...
- Вампир? Кто это?
- Живой покойник.
Я вспомнил брюссельское утро...
- А эти вампиры,... за счёт чего они живут?
- Они кровь из людей по ночам сосут.
***
Окна плотно закрыты. Камин забит горящими дровами. Слабейший свет режет мне глаза.
Мой губитель бросает в огонь восемь распечатанных конвертов, подходит, берёт мою немую руку.
- Уилл, здесь никто не желает вам зла.
- Я умру?
- Вы поправитесь. Только, - присел, - нам придётся расстаться.
Где ты, мой прежний ужас? Только одно сейчас страшно!...
- Это невозможно!
- Вам кажется, что мы - одно существо?... Мне тоже. Но это скоро пройдёт. Я постараюсь реже с вами видеться, чтоб вы отвыкли...
- Я сам вас найду!
- Оххх... Ну, как вы не поймёте! Так нельзя. Вам надо жить. Я не прощу себе...
- Лучше смерть!
- В таком случае, вы видите меня в последний раз.
- Я от вас не оторвусь!
- Сегодня меня здесь уже не будет.
- Предатель! Вы недостойны самого себя!
- Да... И никто такого не заслуживает,... - выдёргивает свою кисть из моих пальцев.
- Ты раскаешься!
- Не больше, чем теперь... Прощай.
***
Трио Шелли испарилось на третий день. Пиратская свора - на пятый. "Неужели вы вернётесь к нему!? - голосил я им вслед, - Неужели его деньги вам дороже ваших душ!!?", а они и не оглянулись...
На седьмой я разослал во все крупные европейские редакции плод моего отчаяния. Без подписи. Узнают почерк. Выкинут через час по получении миллиардными тиражами. То будет моя месть! Сначала я буду упьюсь каждым словом каждой рецензии: бездарно, пошло, ходульно, глупо, дико, лживо, бесстыдно, выморочно... Потом он приползёт умолять меня признать авторство и объявить повесть чистым вымыслом. Перовое будет стоить ему пятисот тысяч фунтов или дарственной на родовое поместье и посвящения мне "Манфреда". А уж от вечного страха перед тем, что я могу ответить, если корреспондент престижного толстого журнала спросит меня: "Это правда?" его не избавит никто! И это только начало! Я ещё не сказал им, как можно прикончить вампира.
***
Я жил и ждал, как джинн, замурованный в потонувшей бутылке. Прошёл месяц, второй, но ничего не происходило. Срок аренды виллы истекал.
В первую среду ноября в двери постучал молодой мужчина, красотой и статью оставивший бы Аполлона в другом полушарии.
Он спокойно позволил мне налюбоваться им и через три минуты дождался вопроса:
- Вы новый жилец?
- Нет. Я ищу лорда Байрона.
- Вы его друг?
- Нет.
***
Я вручился ему мгновенно и без остатка. Сутки напролёт я рассказывал ему обо всём, что постигло меня, обо всех наших вымыслах и безумствах. Он слушал молча, задумчиво листая мой дневник. Когда исповедь кончилась, спросил:
- Куда же он теперь направился?
- В Италию.
- Что ж, Италия так Италия.
- Ты поедешь туда? Возьми меня с собой!
- Я путешествую один,... но... изволь. Поможешь найти.
- Охотно, но скажи, зачем он тебе?
- Так. Посмотрю...
- Ты можешь сделать для меня кое-то?
- Да.
- Убей его.
Он улыбнулся и кивнул.
***
Я так и не узнал его настоящего имени. Он стал называть себя графом Франкессини, очевидно, реминисцируясь с героем романа Мэри Годвин, копия которого осталась у меня.
В Женеве я нашёл ходящие по руками нелегальные издания "Вампира", уже переведённые на немецкий и французский! Сознавшись в свой проделке спутнику, я отказался следовать в Италию, но взял с него обещание держать меня в курсе всего, что совершит там. "Запомни, - дал я последние напутствия, - ты должен обязательно отрезать его голову и привезти мне, а труп - сжечь".
Я снял для моего наёмника половину накоплений. Мы условились встречаться каждый месяц на берегу нашего озера. Не было недели, чтоб я не получал от него весточки.
***
Под Рождество пришло и другое письмо, связанное с первой неанонимной парижской публикацией "Вампира". Оно было словно написано мне мной самим: