Джеймс с воплем отскочил от трупа, распластался по стене, покатился по ней в угол, не переставая реветь, потом осел на пол, сжался уродливым комом, от которого растекался по воздуху мёртво монотонное зудящее скуленье. Я подхватил Полину под руку и вытащил на улицу, усадил, полуобморочную, на ступени. Через минуту Альбин вытолкнула вслед нам Джеймса, изуродованного багровой бородой и отпечатками окровавленных пальцев на лбу и щеках. Он привалился к деревянной подпорке навеса, вцепившись в неё ногтями, кусая своё запястье. Полина заплакала навзрыд, а мне оставалось лишь следить, чтоб она на выронила малыша, потерявшего её грудь и поднявшего писк. Альбин, громче всех ругаясь на трёх языках, грузила на коней тюки с присвоенным добром, потом на одного закинула Полину с Дэниелом, сунула мне в кулак поводья, и я машинально пошагал по единственной дороге прочь. Сама разбойница повела вторую лошадь и сумасшедшего соотечественника. Я не смотрел на них, я старался бежать со всех ног, чтоб как можно скорей и как можно дальше уйти от проклятой гостиницы...
XVIII
В отупелом ужасе добравшись до места ночлега, мы остановились, разнуздали коней и бросили их на собственный произвол; больше я их не видел. Альбин легла на берег и окунула голову в озеро. Полина попросила меня набрать в рожок воды для младенца, потому что её грудь уже посинела от его челюстей. Когда мы все вспомнили о Джеймсе, он стоял на краю обрыва. Мы ринулись к нему, но он обернулся и наставил на нас пистолет, прокричал:
- Не подходите ко мне!
Грязи на его лице было меньше (наверное, он стёр ей рукавом), к нему вернулась осмысленность, но выражало оно лишь отчаянье.
- Я должен это сделать! Меня всё равно уже нет, раз я безумен!
- Вы говорите связно и логично! Вы в совершенном уме! Одумайтесь! Побойтесь Бога! - стал взывать я.
- Бог не осудит меня! Я умру, чтоб больше никого не убивать!
В спор вступила Альбин:
- Каждый пятый тридцатилетний мужчина на земле - человекоубийца; у многих на совести десятки мертвецов, а все живут!...
- За это им особо воздастся!
Из-под пяты несчастного сорвался в пропасть камень.
- Джеймс, мать твою!... Ты не уйдёшь туда один! Я порешу их всех здесь! Я швырну тебе вдогонку твоего щенка! А потом и сам!...... Послушай! От тебя не убежит эта вышка! - Альбин потянула руку к его вооружённой, - Дай себе ещё час сроку! Клянусь, я сам всажу тебе пулю в затылок - если пожелаешь. Ты умрёшь безгрешно, ты ничего не почувствуешь!... Тут очень высоко. Ты будешь долго, долго падать. Воздух покажется тебе огнём, а земля тебя всего искорёжит. Ты скатишься в такую глушь, что сама смерть собьётся с дороги к тебе. Иди же сюда!
С этой фразой отважная женщина схватилась за дуло нацеленного на неё пистолета. Джеймс пошатнулся на краю, но вскинул левую руку, и Альбин, поймав её, рванула его на себя, обняла, повела вглубь уступа.
- Он хотел, чтоб его спасли, - шепнул я Полине.
Она глянула недовольно, словно я сморозил глупость, отошла к воинственной чете. Кровавый лорд теперь сидел на земле, положив голову на согнутые колени, обхватив их руками.
- Этим не кончится, - тяжело дыша, тихо проговорила мисс Байрон, - Он совсем плох...
- Помните, вечером в отеле вы рассматривали серёжки. Они при вас?
- Да.
- Дайте одну.
Альбин достала из внутреннего кармана тонко огранённый, почти плоский восьмиугольный сапфир в золотой оправе на специальном крючке, Полина взяла его, склонилась перед Стирфортом и обратилась к нему:
- Джеймс, посмотри сюда.
Тот приподнял глаза и, как только он увидел серёжку, француженка стала мерно качать её туда-сюда, проговаривая:
- Ты устал и хочешь спать. И скоро ты уснёшь. Тебе не страшно. Ты один, ты в безопасности. Усни сейчас. Вот. Ты уже уснул. Сейчас тебе приснится что-то...
От этих заклинаний Джеймс медленно лёг на спину, распрямился, и, хотя глаза его закрылись, на лице отразилась какая-то готовность, как у водящего в прятки или жмурки.
- Теперь, - в треть голоса сказала Полина Альбин, - расскажите ему о его потрясении так, чтоб оно таковым не оказалось, понимаете?
- Вполне. Джеймс, тебе снится, что ты входишь в нашу горную гостиницу. Там не должно никого быть, но какой-то человек сидит за столом в зале. Может быть, их двое, но второго ты прежде никогда не видел, а первого ты узнаёшь... Кто это?...... Это директор школы, где ты учился...
Джеймса перекосило и передёрнуло.
- Что же ты делаешь? - продолжала Альбин, наклоняясь к нему, - Ты быстро подходишь, берёшь его за голову и сворачиваешь ему шею! Ты делаешь это с радостью!...
Убийца жутко оскалился, скрючил пальцы.
- Да, это сложное, но сладкое чувство. Ты немного испуган, тебе странна эта лёгкость - с твоей души вдруг свалился камень, у неё вырастают крылья гордости...
Мог ли я не помешать злодейке превращать этого бедного заблудившегося человека в хладнокровного убийцу! Я припал почти к самому уху Джеймса и закричал:
- Нет! Всё не так! Ты смотришь на него и не находишь в сердце злобы, ты простил его и уходишь!...
Усыплённый застонал сквозь стиснутые зубы и вдруг обмяк, затих, глаза его приоткрылись и застыли.