Специально изучающий проблему А. У. Рид определяет непристойность как такой способ упоминания о некоторых телесных функциях, который вызывает у адресата шок испуга или стыда, обычно возникающий, когда мы видим, делаем или говорим что-то «грязное». Для сравнения: нормальной реакцией на простое («пристойное») упоминание о грязи, экскрементах или телесных функциях является безразличие или отвращение. Реакция же на инвективу, всё это называющую, выглядит как «щекочущее нервы возбуждение». Как видим, исследователь попытался объяснить непонятное слово «непристойность» через столь же необъяснимое понятие «грязное», но всё же показал, что реакция на «непристойную» инвективу в основном – эмоциональная, по силе намного превосходящая ту, которая могла бы возникнуть от буквального понимания смысла сказанного.
Свою трактовку понимания непристойного предлагает известный учёный Эрик Берн. Он считает, что ощущение непристойного уходит корнями в детство, когда только и возникает восприятие тех или иных понятий как непристойных. Именно поэтому англичанина не шокирует ни немецкое «Scheisse!», ни французское «Merde!», и он может произнести их, не смущаясь, в любом обществе: усвоенные в позднем возрасте, слова эти лишены для него первичной образности, выглядят более абстрактными, чем своё английское «Shit!» (все эти три слова соответствуют русскому «говно»), которое сегодня хотя и получило права гражданства в образованных слоях англоязычного общества, но всё же воспринимается как определённая грубость или фамильярность.
Правда, если человек овладевает новым языком в совершенстве, какая-то часть подобных слов из чужого языка способна постепенно проникнуть на первичный уровень и зазвучать непристойно, подобно их английским соответствиям. Однако можно с уверенностью утверждать, что даже для очень неплохо знающих английский язык русских слово «fuck» звучит несравненно менее вульгарно и грубо, чем для тех, для кого это слово является родным. Традиционно воспитанная девушка-англичанка невозмутимо может произнести русское матерное слово, английское соответствие которому она не произнесла бы ни под каким видом. (Справедливости ради заметим, что последние десятилетия такие воспитанные англичанки – в большом дефиците.)
Таким образом, по Берну, ощущение непристойности изначально присуще человеку. Слово становится непристойным, если оно сопровождается отвратительной первичной образностью, идущей от детских ощущений. В основе своей такие слова имеют отношение к запаху и вкусу, а также к скользкому прикосновению.
Трактовка интересная, но небесспорная. Многочисленные исследования указывают на отсутствие стыда у животных и у совсем маленьких детей. Так что есть все основания считать стыд, а стало быть, ощущение стыда в «непристойной» ситуации, понятием благоприобретённым, социально воспитанным. Спокойное же восприятие иноязычной непристойности, соответствующее данной инвективе, можно легко объяснить особенностями восприятия иноязычной культуры вообще.
Поясним сказанное на примере любого иноязычного слова. У русскоязычного человека слово «лимон» вызывает слюноотделение, у него сразу возникают ощущения, связанные с опытом использования этого фрукта. А вот от английского слова «lemon», скорее всего, такой же реакции не последует, или она будет много слабее. Хотя английским этот человек может владеть на вполне приличном уровне. «Лимон» в его сознании всё-таки находится «глубже», чем «lemon».
Исходя из сказанного, целесообразно считать непристойным некий поступок или название этого поступка (действия, качества, предмета), если они способны вызвать у адресата благоприобретённое ощущение своей крайней неуместности. При упоминании этого предмета и тому подобного возникает шок испуга или стыда, то есть ярко выраженные негативные эмоции.
Определение объёма непристойного носит ярко выраженный исторический и национально-специфический характер, хотя, по-видимому, во всех культурах понятие непристойного связывается прежде всего с сексуальной и выделительной сферой жизнедеятельности.
Американский учёный Тимоти Джей советует различать два понятия: