Матерятся все?! Роль брани в истории мировой цивилизации

Оскорбляемость же есть реакция слушающего на оскорбление в его адрес, ощущение обиды или оскорблённости. Как видим, разница здесь значительная, потому что объективная оскорбительность слова ещё не обязательно вызывает субъективную оскорблённость: за тот же самый мат кто-то оскорбится и обратится в суд, а кто-то презрительно или равнодушно отмахнётся: «Собака лает, а ветер носит». Вспомним презрительную реплику: «Ты меня оскорбить не можешь!» или у истинно верующего человека: «Бог поругаем не бывает!»

Необходимая оговорка. Последнее время в России получило распространение движение, если можно так выразиться, псевдоверующих, религиозных фанатиков, активно ищущих, чем бы оскорбиться, видящих оскорбление их религиозных чувств там, где их нет и в помине. Оскорбляемость подобных личностей явно выходит за рамки общепринятых понятий.

Табу-семы

Слово «табу» многократно упоминалось выше и, надо надеяться, уже достаточно понятно читателю. Введём ещё одно необходимое для понимания дальнейшего понятие – «сема». Сема – это минимальная единица смысла слова. Редкое слово имеет только одну сему. У слова «девушка» – минимум три семы, это: «женского пола», «молодая», «незамужняя». На самом деле их больше, но для нашей темы достаточно.

Но семы бывают эмоционально разные. Филолог В. А. Булдаков предложил выделять так называемые «табу-семы», то есть такие единицы смысла, назначение которых – шокировать участников общения. Табу-сема может присутствовать в осмысленном слове, например, в слове «хер» вместо «мужской половой орган». Но то же самое слово может добавляться в, так сказать, чистом виде, исключительно для придания высказыванию шокирующего непристойного характера: «Я туда, на хер, не пойду!» Здесь это «чистая» табу-сема. «Я туда не пойду!» и «Я туда, на хер, не пойду!» – разные высказывания по производимому впечатлению и категоричности.

Здесь напрашивается аналогия с так называемыми «пустыми генами». Это такие гены, которые не отвечают ни за какую функцию организма, но без них «ответственные» гены не могут функционировать. Простое добавление слов, содержащих табу-сему, делает всё высказывание резко сниженным, шокирующим и, безусловно, более эмоциональным, хотя информативность вроде бы не меняется.

Несколько примеров. Сначала – из английского языка, где вполне литературное «stark naked» – «полностью обнажённый» можно сделать непристойным просто за счёт добавления «bollocks», вульгарного обозначения тестикул («яиц»), то есть сказать «stark bollocks naked», что ни йоту не прибавит смысла, но резко усилит вульгарную выразительность. Английское «absolutely» точно так же можно превратить в грубость, вставив в середину (!) слова вульгарное «bloody»: «absobloodylutely». Это так называемые «слова-сэндвичи»: «of-bloody-course», «hoo-bloody-rah», «im-bloody-possible», «irrefuckingsponsible. Вызов на драку типа русского «А ну-ка выйдем!»: «Outside, mister. Out bloody side. What time is it? – It is half-pat fucking four». В следующем примере из американского телефильма звучит угроза: «If you embarrass me like that again, I’ll fucking kill you!»

В русском языке создавать подобные сочетания затруднительно, просто из-за особенностей русского словосложения. Тем не менее, возможно сказать что-нибудь вроде «совсем, блядь, голый», «я тебя, на хрен, убью». Можно представить себе и сэндвич типа «невозблядьможно». Но ближе к английской модели у С. Довлатова:

Я художник, понял? Художник! Я жену Хрущёва фотографировал! Самого Жискара, блядь, д’Эстена!

Или из книги В. Буя «Русская заветная идиоматика»:

А внучек занимается по шахматно-музыкальной линии во Дворце пионеров, что на Ленинских, мать их, горах.

Пример из фарерского языка: «Koma lort furi», где «koma furi» – составное слово «попадать», а lort – винительный падеж от «говно». То есть получается что-то вроде «попаговнодать».

Появление в высказывании «слова-сэндвича» немедленно включает эмоциональный механизм создания карнавальной атмосферы, обязательного атрибута инвективного употребления.

В приведённых примерах показательна утрата первоначального значения грубых слов. Однако значение исчезло, а грубость осталась, что и делает высказывание сниженным, непристойным.

Следующий пример слишком ярок, убедителен и вдобавок комичен, чтобы его можно было опустить, при всей его предельной нецензурности. Это рассказ американского моряка о времени, проведённом на берегу: