Правда, всё не так просто. Существуют и такие группы, в которых акценты направлены диаметрально противоположным образом, то есть инвектизированная речь изначально принадлежит прежде всего женщинам. Таковы, например, китайский ареал или ряд подгрупп на территории бывшей Югославии. Употребляемые женщинами инвективы в Китае с европейской точки зрения очень грубы, носят сексуальный, матерный характер и вовлекают наименование самого оппонента или его родственников обоего пола. В принципе китаянки избегают сквернословить в обществе мужчин.
Есть подобные сравнительно небольшие женские подгруппы и в развитых европейских странах. Наиболее грубыми сквернословами в Англии всегда считались базарные рыбные торговки. На Фарерских островах и мужчины не без оснований опасаются острого языка работниц рыбных фабрик.
Объяснение этому феномену видится в совершенно ином взгляде на изначальную роль инвективы в обществе, а именно – в возможности использовать инвективу не как символ социального доминирования, а, наоборот, как оружие слабых, как некое подобие компенсации за невозможность ответить обидчику более ощутимыми средствами («Не могу ударить, так хоть обругаю!»).
Именно такая ситуация прослежена на материале языка суахили, где, как было показано ранее, инвектива не характерна для тех, кому нет особой необходимости доказывать своё социальное превосходство. Женщины суахили, безусловно, стоят социально ниже мужчин, и поэтому их обращение к инвективе психологически оправданно.
Однако в последние десятилетия и во многих других ареалах наблюдается серьёзное изменение акцентов подобной «половой предпочтительности». В современной вьетнамской традиции инвектива вполне возможна во всех половых и возрастных группах, в то время как сравнительно недавно она была «привилегией» исключительно мужчин. Также и почти все опрошенные американки сквернословят вслух или про себя, то есть не отличаются в этом отношении от мужчин. Правда, большая их часть предпочитает воздерживаться от сквернословия при детях.
Большинство опрошенных американцев заявили, что сквернословие в их присутствии лиц противоположного пола не вызвало бы у них возмущения. Характерно, что шестеро из семерых, кто всё же возражал против такого поведения, были мужчины. Другими словами, сегодня в США женщины относятся к собственному сквернословию или к сквернословию мужчин в их присутствии спокойнее, чем мужчины к сквернословию женщин в такой же ситуации. Но в целом пока мужчины-американцы сквернословят в полтора раза чаще, чем женщины.
Это заметно уже на детях. По подсчётам Т. Джея, проанализировавшего 663 инвективных высказывания американских детей от одного года до десяти лет, 496 из них принадлежали мальчикам и только 167 – девочкам. Вероятнее всего, в России результаты такого опроса были бы приблизительно такими же.
Есть данные, что в письменной речи, то есть когда инвективы менее спонтанны, к инвективе чаще обращаются женщины. То есть женщины в этом плане более рассудочны.
Это последнее обстоятельство наводит на интересные размышления о разной роли брани в зависимости от пола говорящего. В большинстве случаев женская брань более агрессивна и изобретательна. Психологи и педагоги, работающие в женским тюрьмах, отмечают особую яростность и живописность женской брани. Очевидно, что если для мужчин, по крайней мере их части, брань нередко становится привычной и маловыразительной, женщина, освоившая «мужской язык», осваивает его «по-женски», очень эмоционально воспринимая буквальное содержание инвективы. Женские инвективы нередко носят творческий характер и гораздо более изощренны и даже злобны.
Позволим себе аналогию. Общеизвестно, что женский организм более чувствителен к алкоголю, чем мужской. Точно так же он болезненнее реагирует и на инвективизацию речи: эмоциональная и этическая травма матерящейся женщины явно больше, нежели у мужчины.
«Свобода, свобода, эх, эх, без креста!»
Сравнивая отношение к сквернословию в России и в США, можно отметить интересные различия. Об огромной популярности брани в англоязычных странах разговор ещё впереди, но здесь отметим парадоксальное влияние борьбы населения за свои гражданские права. В современной Америке гражданские права понимаются иногда предельно широко, как право делать всё, что вздумается, если это всё не посягает на права другого человека. Школьный учитель вправе остановить сквернословящего ребёнка в школьных стенах, но не имеет права требовать от него избегать брани дома: это право исключительно родителей, и соответствующее требование означало бы посягательство на их гражданские права.
В русскоязычном ареале свободное употребление любой инвективной лексики в любой половой или социальной группе ещё невозможно, но определённые послабления по половому признаку дают себя знать. Уже достаточно давно приходится говорить о том, что в малообразованных слоях общества вульгарная инвективная речь перестала считаться чисто мужским делом. Вот пример из романа В. Астафьева: