Материк, переставший быть легендой

Уголовный кодекс Великобритании XVIII–XIX веков был невероятно жесток. По понедельникам дамы и господа покупали места «с видом» на казнь. Нередки были дни, когда вешали по два десятка приговоренных — мужчин, женщин, детей. В хронике упоминаются случаи, когда детей вешали за кражу кошелька с содержимым в несколько шиллингов. Женщин публично пороли, что всегда привлекало огромные толпы охочих до зрелища зевак. Людей, поставленных у позорного столба, забрасывали объедками и кирпичами. В тюрьмах молодые люди умирали за долги, и их некому было выкупить.

Эта атмосфера жестокости переносилась и на австралийское общество. По мнению австралийца К. Суини, в Австралию в общей сложности было доставлено сто шестьдесят тысяч кандальников, а условия труда ссыльных не менялись с начала французской революции до рубежа XX века.

Изучение картотек, которое проводил этот исследователь, показало, что в 1908 году в хобартской тюрьме на Тасмании еще отбывал наказание последний каторжник! По официальным данным, доставка арестантов на Тасманию прекратилась лишь в 1853 году, а в Западную Австралию — в 1868 году. Похоже, эти люди были забыты законом.

Австралия, когда туда началась высылка преступников, превратилась в настоящий кошмар английского общества. Сочиняли целые легенды о «проклятых берегах». До Англии доходили смутные слухи о жестокостях, царивших в исправительных колониях. Один арестант, приговоренный к большому сроку заключения, вспоминает, что еще до своего отъезда в Австралию он узнал, что туда высылают людей за кражу нескольких сухарей.

Много десятков лет женщинам и мужчинам приходилось выполнять тяжелейшие работы в такой рабовладельческой системе, которой не было аналога нигде в мире. Начальник одной из лондонских тюрем писал, что «ссылка в Австралию была для узников самым страшным наказанием и они стремились избежать этого любой ценой. Они панически боялись Австралии».

Здесь мужчин впрягали в телеги, и они везли их, как тягловые животные. На Тасмании почетных гостей возили в небольших колясках на резиновом ходу. Движущей силой были, разумеется, арестанты, которые, задыхаясь, бежали до места, где их ожидала смена. Каторжник, который не снял вовремя шапку, подвергался жесточайшей порке. Один ссыльный вспоминает: «Когда я прибыл в Австралию, мне было четырнадцать лет. Сначала я жил в дупле большого дерева. Я видел, как умирали люди. Семьдесят человек привязывали и безжалостно пороли плетьми».

Депортация из Англии в Австралию достигла самого высокого уровня в 1830–1850 годах. Корабль, переполненный арестантами, закованными в кандалы, прибывал примерно раз в месяц. После выгрузки каторжников отправляли в бараки. Под лучами палящего солнца они шатались на ходу, как пьяные, так как их ноги ослабли от тяжелых кандалов и неподвижности во время многомесячного плавания и совсем не держали их.

Однако наиболее выносливые приспосабливались к новым условиям. Второе поколение колонистов было уже более крепким и даже более рослым, чем первое. Очень быстро усваивался язык — судебные чиновники, направляемые из Англии на службу в Австралию, во время снятия показаний с обвиняемого или свидетеля даже пользовались услугами переводчика. Постепенно менялся и внешний вид людей. Вероятно, уже в это время у австралийцев у коренилась манера весьма вольно одеваться. Один колонист описывает причудливо одетую толпу, которую он наблюдал в городском кабаке. На головах мужчин были надеты соломенные шляпы, тела многих прикрывали невыделанные шкуры кенгуру. Особенное внимание автора привлекло то обстоятельство, что все как один были босыми.

Прочие обычаи исправительной колонии вполне соответствовали духу эпохи. Новоприбывших женщин, одетых в те же лохмотья, в каких они были погружены на борт тюремного судна в Англии, выстраивали в шеренгу, затем на плац поочередно пускали сначала офицеров, далее крупных чиновников, после них чиновников более низкого ранга и, наконец, помилованных ссыльных. Они рассматривали женщин и выбирали приглянувшихся «для работ по хозяйству». Только в одном 1803 году, то есть на заре существования исправительных колоний, в официальных документах упоминаются сорок женщин, «выделенных для войскового корпуса в Новом Южном Уэльсе». Вообще законы того времени к женщинам гораздо суровее, чем к мужчинам. Любая женщина моложе сорока пяти лет, приговоренная к тюремному заключению, могла быть выслана, тогда как мужчин (в первые годы существования колонии) ссылали только в случае больших сроков заключения или за нарушения тюремных правил. В свете закона ссылка считалась более суровой карой, чем тюремное заключение в Англии.