Были слухи, что бывший пехотный капитан умел стрелять, прижмуриваясь только правым глазом, а этот боевой глаз ему выбило осколком. Потому, мол, и демобилизовали как непригодного к строевой военной службе, по той причине и семью не успел завести. Жениховскую красоту война отняла, но прознал отставной капитан дорожки к хатам замужних молодых блудниц — в офицерских скрипучих и блестящих сапожках ходил туда, полевая сумка-планшет через плечо, командирским широким ремнем гимнастерка стянута в складки за молодой верткой спиной, и фуражка со звездочкой надвинута козырьком на черную повязку через правый глаз. Кадровый военный, строгий начальник, на улице никогда не крикнет, не обругает никого, а в кабинете и кулаками по столу грохал, и матерные слова кидал в виноватого. Случай, по какому вызвали Ульяну в его кабинет, как раз был из таких: ее назначили в отгонщицы, и в тот же день пришла из военкомата повестка Мите — как же могла уйти незнамо куда в горы, бросить хату (Ольга Куренчиха тоже должна была идти с ней) и не проводить на войну родного сына? Заспорила с бригадиром Стрекотой, слезного шуму навела, и тот не захотел отступиться: есть приказ — выполняй или иди сама к Дьяченке.
Дьяченко собрал в своем кабинете всех отгонщиц. Кроме Ульяны и Ольги тут были Орина Кустенчиха, Елька Грущенчиха, Танька Полянская, само собой, и бригадир Стрекота присутствовал. Все ожидали крика, разноса, угроз и прочих строгостей военного времени. Ничего такого поначалу не происходило. А может, и всегда таким он был, их грозный молодой начальник? Сидит за директорским столом раненый фронтовик, предупреждает мирных жителей о приближении наступающих вражеских войск, советует, как спасти общественный скот, куда доставить в полной сохранности стадо. Ну не совсем это простой разговор — тут и приказ под каждое слово подведен как главное условие для исполнения работы, и добровольного согласия у отгонщиц не спрашивают.
— Мы посылаем вас, товарищи, в командировку. Подобные задания вы уже выполняли, новичков среди вас нет. Условия, правда, будут потруднее — горная местность, лесные массивы, но вы справитесь. Да, справитесь со всеми трудностями — руководство конторы уверено в вас, товарищи. Подчеркиваю, речь идет о выполнении срочного задания государственной важности. На это время придется отложить все личное, чтоб не оставить врагу народное добро. Выполнив приказ, вернетесь в свои дома, к своим семьям. Бригадиру товарищу Стрекоте подчиняйтесь беспрекословно. Один день даем вам на сборы и домашние дела. У кого есть вопросы по существу предстоящего задания?
Никто не спешил спорить с начальством. Дьяченко ждал, легонько барабанил правой рукой по крышке директорского стола. Напряженными были лица отгонщиц, никто не выказывал согласия и готовности действовать по его приказу. И тогда он решил кое-что дополнить к сказанному.
— Да, вот еще что. Продуктов домашних можете в командировку не брать: питанием вы будете обеспечены бесплатным — за счет конторы. Для отдыха и подвоза необходимого имущества выделяем подводу с лошадьми. Ею можно будет воспользоваться и в случае… чьей-нибудь внезапной болезни…
Лучше б он не упоминал о «внезапной болезни». Женщины закричали все сразу об одном. Невозможно было кого-то выслушать первой, а от остальных потребовать тишины.
— Ага, сразу и упали на ту подводу!.. Туда ногами вперед покладут!..
— Немцы стадо свиней за мостом бомбили… Троих отгоничей сразу убило!..
— Худобу жалкуют немцу отдавать, а люди нехай под бомбы головы кладуть?.. Нехай меня в своей хате убьют, чем на дороге…
— Нехай те, кто в отступ собрался, и гонят казенную худобу с собою, а мы никуда в такое время из станицы не пойдем!..
— Тих-хо!.. Эт-то чт-то?! Саботаж?! — Дьяченко поднялся над столом бледный и глазом единственным забуровил кричащих в его кабинете женщин: — Да за эт-то вас… Я сам… своею рукой… — он слепо нашаривал что-то у себя на правом боку…
Бабы бросились врассыпную из кабинета, в дверях столкнулись кучей, затолкались локтями, выдавили друг дружку в коридор, побежали на выход из конторы…
6
Последние новобранцы уходили из станицы на войну. Они собрались утром у стансовета, ждали транспорта на Горячий Ключ, но, так и не дождавшись, пошли пешком по дороге в горы. Их было мало, человек двенадцать, и каждый уходил в окружении стайки родичей, под слезный крик и причитания. Ульяна свое откричала ночью, до утра глаз не сомкнула, а за подворье вывела Митю тихо и напутствие давала одно: пиши, сынок, когда тебе трудно будет, не держи на своем сердце беду — переклади матери, а самому станет легче, вот увидишь. Я выдюжу, если буду знать, что ты живой. Главное — пиши… Когда стали поворачивать на Базарную улицу, увидели стоящую у калитки Одарку.