Материнство

Думаю, эта книга и есть та лучшая форма, которую я смогла создать, – с любовью и свободная от боли. Так должна ли я послать ее за океан, туда, где погребена моя бабушка – отдать червям, живущим в земле на ее могиле? Но чем они заслужили эту печаль? Может быть, мне стоит развеять книгу по миру, как пепел – ведь опубликовать книгу почти то же самое, что рассеять пепел из урны – над морем, в лесу, в городе. Где угодно.

* * *

Может быть, я отнесу книгу в мамин дом. Постучу в дверь, подойду к ней и скажу: «Вот она, на этих страницах – печаль твоей матери, и твоя печаль, и моя. Хотя причины названы не все, всего я не знаю».

Она будет читать, а я буду стоять и думать: «Как по-твоему, каждая из нас и мы вместе воздали своей жизнью должное твоей матери? Мы помогли ей? Выполнили нашу работу? Можно ли сказать, что ее жизнь стоит того, чего, по-твоему, она стоит? Это первое, что мы сделали вместе? Ты носила в себе кошмары, и я тоже их носила. Теперь они уйдут? Эта книга развеет твою печаль? Ты можешь наконец отложить то, что еще осталось сделать, и отдохнуть спокойно?»

Может быть, она скажет: «Это ничего, что ты не знаешь всего. Когда я диагностирую рак, называть причины необязательно. Меня только спрашивают, доброкачественная опухоль или злокачественная. Тогда, скажу я, эти слезы, эта печаль, это похожее на опухоль образование – оно, на твой профессиональный взгляд, злокачественное или доброкачественное? Я изучила его самым тщательным образом, и, по-моему, оно доброкачественное. Предлагаю не оперировать. Вырезать опаснее, чем оставить внутри и не трогать».

Я находилась в небольшом городке в нескольких часах езды от дома, выступала с чтениями на литературном фестивале. Дописав последние страницы, я со страхом, не вполне понятным и одновременно хорошо знакомым, отправила их маме. Я попросила ее прочитать то, что я написала, и дать знать, какую фамилию ее матери предпочтительнее использовать – девичью, Беккер, или по мужу, Вальднер.

Потом я выкинула сделанное из головы, и меня наполнила великая радость.

* * *

Впервые после приезда я отправилась ознакомиться с новым местом. Выйдя из домика, в котором остановилась, я прошла по Лайтхауз-стрит до отвесной скалы с видом на залив. Вокруг было свежо и зелено. Дождь лил весь день, но теперь прекратился. Пройдя по берегу, я обнаружила деревянные ступеньки, ведущие вниз, вероятно, к пляжу. Оделась я не совсем подходяще для такой погоды – белая ночная рубашка, серая толстовка и белые кеды. Сделав пять или шесть шагов, я поскользнулась, грохнулась на спину и ударилась ногами о деревянные ступеньки. Я тут же вскочила, словно испуганный зверек, вернулась, ковыляя, на холм и торопливо зашагала через луг. Мимо меня прошла пожилая пара. Они направлялись к скале полюбоваться закатом. Было около девяти, и линию горизонта обозначала лишь красная полоска на затянутом облаками небе. Заметив проступившие у меня на ногах синяки, женщина сказала: «Вам стоит помазать их арникой». Мы стояли и смотрели на закат. Потом мужчина сказал: «Двадцать миль в длину и тридцать километров в ширину – это самый большой соляной пласт в стране». Мы с женщиной этого не знали. Пара ушла, а я задержалась на лугу и смотрела, как темнеет небо. Мне хотелось остаться там на всю ночь, лечь спать на траву и проснуться утром в росе.

* * *

Проснувшись утром в домике, где остановилась, я села и потянулась к столику за телефоном. Электронное письмо от мамы пришло десять минут назад, когда я только-только открыла глаза. Я взяла телефон и прочитала сообщение.

Тема: Это магия!

Я любила маму больше, чем кого-либо на свете, и долгое время она была самым важным человеком в моей жизни.

Когда я забеременела тобой, то даже не думала, что у меня будет сын. Я потеряла маму и должна была получить дочь, чтобы Вселенная снова стала идеальной.

Тебе скоро сорок, а моя мама умерла сорок лет назад. Ты ее не знала, и благодаря тебе она будет жить вечно.

Это волшебство! И да, Вселенная снова идеальна.

Спасибо, милая. Очень тебя люблю.

* * *

И тогда я нарекла это место Материнством, потому что здесь я видела Бога лицом к лицу, и сохранилась душа моя.