Матильда

Матильда прикрыла глаза, решив, что это видение от усталости. Когда она снова посмотрела на то же самое место – Воронцова там уже не оказалось. Ну да, явно привидилось. Но когда Матильда перевела взгляд и посмотрела правее – она снова увидела фигуру Воронцова. Она вздрогнула, но прежде чем Матильда успела рассказать о своем видении заметившему ее дрожь Николаю, Воронцов исчез.

Наблюдая за Николаем в компании друзей, Матильда отмечала, что ведет он себя свободно и непринужденно, будто бы и не гость в этом доме, а его хозяин. Хотя, конечно, цесаревич был будущим хозяином всей России… Но это другое. Она старалась не поддаваться эмоциям, и по возможности хотя бы пытаться трезво смотреть на вещи. И все равно, то и дело засматриваясь на Николая, она тихо твердила про себя (о, как это было похоже на те молчаливые призывы, которые направляла она ему когда-то, казалось бы в другой жизни тысячи лет назад, со сцены красносельского театра: «Посмотри на меня, посмотри!») – «Мой дом – это ты, Ники, пожалуйста, помни об этом, помни о том, что я отдала тебе самое дорогое что есть у человека – его свободу, его сознательный выбор, я отдала тебе бесценное время своей жизни, а может ли быть у человека дар ценнее времени?»

Глава 13. Выбор есть всегда

– Три акта «Калькабрино»!

Матильда не могла успокоиться. Итальянка Карлотта Брианца неожиданно покинула русскую сцену, и ведущая роль – первая главная роль в ее жизни – предстояла Матильде. Пресса давно уже указывала на чуть затянувшееся ожидание дебютной сольной роли молодой подающей надежды балерины, но дело было даже не в этом. Цель Матильды была шире собственной карьеры – она хотела и стремилась вывести русскую балетную школу на новый уровень. Стать украшением и славой русского балета – подобные задачи, по ее мнению, как раз и приближали Матильду к этой цели.

При этом ей, как и любой другой русской балерине, все еще не удавались тридцать два фуэте.

В этот период посиделки в доме Кшесинских стали проходить все реже. Николай старался приезжать каждый день, и навалившаяся на Матильду нагрузка не отдалила их друг от друга, а наоборот, еще более их сплотила: они изменились, но когда человек является такой большой и неизменной частью твоей жизни, когда ты видишь его изо дня в день, любые изменения происходят не только незаметно, но и гармонично, и происходит цепная реакция.

Они как будто повзрослели и более походили теперь на супружескую пару, все еще молодую, сошедшуюся по большой любви. Николай фактически жил на два дома – официальной, дневною жизнью Наследника, и тайной, вечерней, с любимой женщиной.

За время, проведенное вместе, он все больше и лучше научился понимать Матильду: он видел теперь то различие, которое представляла собой ее внешняя и внутренняя жизнь. Сильная женщина на людях, бескомпромиссная и умная настолько, чтобы понимать разницу между упорным трудом и талантом («Я думаю, гениальность есть лишь мера того, насколько сильно человек желает овладеть своим ремеслом, и насколько упорно он может идти к этой цели», – как-то поделилась с ним она), постигающая жизнь и уже знающая ей цену – на людях. Никогда и ни при каких обстоятельствах не вовлекающая в свои внутренние процессы других, не выказывающая обиду и страх, тревоги и переживания никому – даже (или же особенно!) близким и родным. Двадцатилетняя, склонная к мнительности и перфекционизму, бесконечно одинокая, порядочная до болезненности, хрупкая женщина – наедине с самою собой. Она выставляла миру невозможно завышенные требования, и те же требования она выставляла – во всем – себе.

Он часто вспоминал слова Андрея о том, что только рядом с такой женщиной можно стать настоящим, таким, каким тебя задумывал Господь… Он не мог знать наверняка, но видимо Андрей каким-то образом еще тогда, сходу почувствовал ту удивительную силу и душевную работу, которую Матильда проделывала сама над собою постоянно. В этой упорной борьбе она походила скорее на металлический, не знающий устали и износа механизм – причудливое сердце автомобиля.

Иногда он вспоминал и другие слова, сказанные ею и адресованные ему еще тогда, в самом начале. И ведь действительно, зная то, каким сильным и прекрасным может быть человек, можешь ли ты полюбить потом кого-то другого? Возможно, что сможешь. Но не так.

«Вы никогда не сможете любить никого так, как полюбите меня».

Николай в расстегнутой рубашке сидел на кафельном полу, прижавшись спиной к фаянсовому бортику ванной. Матильда лежала в воде и смотрела в высокий потолок. Она молчала.

С недавних пор они научились ценить эту удивительную близость молчания, преломлять его будто хлеб и делить надвое. Полная понимания, замедляющая время хрупкая тишина.