Матильда Кшесинская и любовные драмы русских балерин

И она ещё раз сыграла. Шкуро пошёл на службу к гитлеровцам и к 1944 году заслужил их благоволение. Гиммлер назначил Шкуро начальником Резерва казачьих войск при главном штабе войск СС и присвоил ему звание группенфюрера СС и генерал-лейтенанта войск СС с правом ношения немецкой генеральской формы и получением содержания по этому чину. Шкуро готовил казаков, предателей родины, для борьбы с партизанами в Югославии. Когда гитлеровская Германия была уже фактически разгромлена, в марте 1945 года Шкуро вновь вспомнил о своей волчьей сотне и предложил создать «Волчий отряд», видимо, что-то вроде заградотряда. Но реализовать замысел не успел. Жизнь его закончилась на виселице. Не помогла смена фамилии – он так и остался шкурой, только уже продажной. После войны он был казнён.

Ну а каков он – князь из грязи, Кшесинская сумела увидеть в трудные минуты, когда даже великая княгиня не была удостоена салон-вагона, в котором в новогоднюю ночь ломились от явств столы, причём супруга Шкуро даже не удосужилась задёрнуть занавески, чтобы показать своё мнимое превосходство над попутчиками. Тогда это было удивительно. Теперь уже почти нет.

А ведь Лев Николаевич Толстой прямо говорил:

«Признак развратности нашего мира – это то, что люди не стыдятся богатства, а гордятся им».

Тяжёлая обстановка уравняла многих. Кшесинская рассказала, как встречали в дороге, поезде Новый, 1920 год:

«Когда наступила полночь, поместившаяся с нами в вагоне семья Шапошниковых вытащила откуда-то бутылку шампанского, и мы, грязные, немытые, сидя на деревянных скамейках, справляли встречу Нового года и старались друг друга подбодрить надеждами на лучшее будущее, хотя у всех на душе было очень тяжело. Рухнула вера в Добровольческую армию и в её бездарных вождей…

Лишь в 3 часа утра 1 января 1920 года мы двинулись дальше и только 4 января прибыли в 9 часов утра в Новороссийск после бесконечных остановок на станциях и разных других осложнений.

В Новороссийске мы прожили шесть недель в вагоне, пока наконец смогли уехать. Осложнений было масса: то нет парохода, то он слишком мал, то он идет только до Константинополя, то на нём случай сыпного тифа, то требовали неимоверно высокую плату. А мы все живём в нашем вагоне. Стало ужасно холодно, дул норд-ост, и стоило неимоверных трудов отапливать вагон. Для этого наши люди пилили старые телеграфные столбы, всюду валявшиеся около вагона. Кругом свирепствовал сыпной тиф, и опасность заразы была большая, в особенности на вокзале, куда приходили санитарные поезда, полные больных, а часто и умерших в пути. То и дело слышали, что то один, то другой из наших знакомых здесь скончался. Наконец генерал Н. М. Тихменев, который заведовал всеми железными дорогами, как-то зашёл ко мне и, увидав, в каком ужасном вагоне я живу, дал мне прекрасный салон-вагон, где мы разместились с полным комфортом. Диваны на ночь превращались в кровати, была чистая уборная, одним словом, нам казалось, что мы живём во дворце, даже было электрическое освещение. С едой было трудно, провизии в городе было мало. Лишь раз Андрею удалось получить разрешение закупить провизию в английской кантине, и он принес нам чудные бисквиты и какао, что было в то время роскошью. Мы тут повстречали много знакомых, которые, как и мы, жили в ожидании возможности ехать дальше. Все направлялись в Константинополь, где доставали себе визы и ехали дальше.

Я как-то вышла в город и встретила печальную процессию. Хоронили молодого графа Иллариона Ивановича Воронцова-Дашкова, умершего от сыпного тифа. На повозке лежал простой гроб, а за ним шла его красивая вдова, графиня Ирина, рождённая Лазарева. Убогость похорон и горе вдовы произвели на меня глубокое впечатление, которое до сих пор не изгладилось из моей памяти».

Задержка с нашим отъездом произошла главным образом из-за того, что не было подходящего парохода, который шел бы прямо во Францию или в Италию. Все пароходы шли только до Константинополя, где приходилось сходить на берег, поселяться в гостинице, получать визу и ждать парохода. Великая Княгиня хотела ехать без остановки в Константинополь. Начальник английской базы в Новороссийске также советовал подождать немного, пока не подойдет соответствующее судно. Наконец нам сообщили, что ожидается итальянский пароход, который пойдет обратным путем прямо до Венеции, лучшего искать было нечего. Вскоре он прибыл и оказался пароходом “Семирамида” итальянского “Триестино-Лойд”.