Матильда Кшесинская и любовные драмы русских балерин

Люди губили друг друга, не давая спастись даже тем, кто дорвался до сходней и схватился за поручни. Несколько рук тотчас вцеплялись в такого счастливца, повисали на нём. Он рвался вперёд, тащил за собой по сходне беглецов, но тут же срывался, падал вместе с ними в море и тонул, не в силах освободиться от своего живого и страшного груза.

Все портовые спуски были забиты людьми. Казалось, что ограды и дома трещат от их напора и вот-вот поддадутся и рухнут. Это было бы спасением, конечно, но дома из шершавого камня не поддавались. Только беспрерывный звон стекол и треск дерева говорили о том, что людей вдавливают в окна и двери.

Растоптанные чемоданы, узлы и корзины ползли под ногами людей по спуску, как уродливые живые существа. Вещи вываливались из них, цеплялись за ноги, и люди тащили за собою женские сорочки и кружева, детские платья и ленты. Мирные эти вещи еще усугубляли трагический вид бегства.

Над всеми портовыми спусками висела мелкая морозная пыль.

Офицеров и солдат толпа затёрла, разъединила, и только бурки кавказцев метались в гуще людей чёрными колоколами, мешая их владельцам бежать. Они сбрасывали их, и бурки, как чёрные ковры, как бы сами по себе колыхались и плыли к порту.

Над мостиком одного из пароходов вырвалась к серому небу струя пара, и раздался дрожащий густой гудок. Тотчас, подхватив этот гудок, закричали на разные голоса все остальные пароходы. То были прощальные отходные гудки.

Они прозвучали как отходная людям, покидавшим отечество, отказавшимся от своего народа, от русских полей и лесов, весен и зим, от народных страданий и радостей, отрёкшихся от прошлого и настоящего, от светлого гения Пушкина и Толстого, от великой сыновней любви к каждой травинке, к каждой капле воды из колодца простой и прекрасной нашей земли.

Кавалеристы на конце мола стояли всё так же неподвижно.

Конвоировавший пароходы миноносец дал два выстрела. Две бесполезные шрапнели разорвались над городом жидким дребезжащим звоном. Это было последнее прости родной земле.

Советская артиллерия не ответила. Люди стояли на молах, на бульварах, на обрывах над морем и смотрели, как в дыму и мгле тускнели, уходя, тяжёлые туши пароходов. В этом молчании победителей был тяжкий укор.

Пароходы исчезали в тумане. Северный ветер норд-ост как бы перевернул чистую страницу. На ней должна была начаться героическая история России – многострадальной, необыкновенной и любимой нами до предсмертного вздоха».

К большому счастью для Кшесинской и её спутников, они покидали Новороссийск, когда красные были ещё далеко, а потому погрузка и отплытие прошли без всякой спешки, а тем более паники, спокойно и неторопливо.

Вот и Кшесинская отметила:

«Огни флота и Новороссийска стали понемногу скрываться, и мы погрузились в ночную темноту, мирно покачиваясь на волнах».

Не было давки, не было преследования. Она уехала вовремя. Пройдёт ещё совсем немного времени, и в Новороссийске начнётся то же, что так сильно описал Константин Паустовский.

И ведь мало кто уезжал с удовольствием… Да, ездили в Европу, радовались таким поездкам, но во время этих поездок знали: их ждёт Родина, их ждут родные края, в которые они скоро вернутся. Уезжающим вместе с Матильдой, как и ей самой, было ясно, что возвращение невозможно. Хотя, конечно, пожелай остаться именно она, новая власть приветствовала бы это. Но, увы, слишком крепко была связана она с домом Романовых. Рано или поздно узнали бы, кто был её первый возлюбленный, узнали бы, кто поклонялся ей из великих князей и кто стал отцом её сына. Узнали бы и не пощадили. Поэтому уж к кому-кому, а к Матильде Кшесинской не могут быть отнесены слова, которые отнёс Паустовский к тем, кто покидал Россию на его глазах. И конечно, у неё замирало сердце, и конечно, она наверняка думала так, как думали герои песни, в которой берут за душу слова: «Ах, русское солнце – великое солнце».

«…Божья милость, что будущее сокрыто от нас…»

И снова обратимся к книге А. А. Керсновского, чтобы подытожить то, что случилось в России:

«Россия могла стать сильнейшей и славнейшей державой мира. Но этого не захотели ни русская общественность, ни русский народ. Этого не желали ни наши враги, ни наши союзники.

Можно и должно говорить о происках врагов России. Важно то, что эти происки нашли слишком благоприятную почву. Интриги были английские, золото было немецкое, еврейское… Но ничтожества и предатели были свои, русские. Не будь их, России не страшны были бы все золото мира и все козни преисподней. Русские люди 1917 года все виноваты в неслыханном несчастье, постигшем их Родину».

Историк привёл слова Уинстона Черчилля:

«Ни к одной стране рок не был так беспощаден, как к России. Её корабль пошёл ко дну, когда пристань была уже в виду. Он уже перенёс бурю, когда наступило крушение. Все жертвы были уже принесены, работа была закончена. Отчаяние и измена одолели власть, когда задача была уже выполнена…»