Матрона

“Вот так мы и ведем друг друга на кладбище, – подумала Матрона и, вздохнув, непроизвольно сжала локоть жены Доме. – Приходя туда, одного оставляем, а сами возвращаемся обратно, чтобы вскоре – сегодня, завтра или послезавтра – снова пройти по этой дороге, похоронить кого-то следующего, и так до тех пор, пока очередь не дойдет до тебя. И за тобой так же будут идти люди – не оставят же тебя без могилы”. «Хорошо, когда по этому проклятому пути дети идет за своими родителями, провожая и оплакивая их, – помня, что Доме идет где-то сзади, думала она. – Но как же несчастны те, кто таким медленным, страшным шагом провожает своих детей!.. Разное бывает счастье, Бог не поскупился, счастливым можно чувствовать себя и в молодости, и в старости, но самое последнее счастье для человека – когда в последний путь его провожают взрослые сыновья”.

Ей вдруг полегчало на душе: и ее Бог не обделил, скоро Доме вот так же будет идти за ее гробом, и пусть она не увидит этого – главное то, что ее похоронит сын.

7

Гроб опустили в могилу, и люди, постояв еще немного, начали расходиться. Четверо парней махали лопатами, стараясь как можно скорее закончить дело.

Яма казалась бездонной – жадной пастью хватала землю и все никак не могла насытиться. И даже потом, когда, наконец, она наполнилась, и над ней вырос холмик, она смотрелась живой раной на зелени кладбища; казалось, от нее исходит какая-то неясная угроза всему живому, что было вокруг. Все это время жена Доме держалась за Матрону, словно боялась потерять ее после долгой разлуки. Когда люди разошлись, к ним подошел Доме, и теперь они стояли втроем, стояли и смотрели, как парни заканчивают невеселую свою работу.

– Матрона, – спросила жена Доме, впервые назвав ее по имени, – а где похоронен твой муж?

Она и сама хотела показать Доме могилу его отца, но после случая с Бага не смела заговорить об этом. Теперь же слово, хоть и не ею, но было сказано, и она повела их к могиле Джерджи.

– Вот здесь, – показала она, – здесь он похоронен.

Она смотрела на Доме, ожидая реакции, но ни один мускул не дрогнул на его лице. Отреагировал не он, а его жена. Она присела у могилы Джерджи на корточки, стерла пыль с надписи на камне. Доме стоял рядом и тоже рассматривал надпись.

– Как мало он прожил, – сказал, прочитав, – как мало.

Голос его дрогнул и, уловив это, Матрона стала рассказывать ему об отце.

– Он вернулся с войны инвалидом. Попал в плен к немцам, бежал, потом его ранило. У него был поврежден позвоночник, он даже с кровати не мог вставать…

Ей хотелось найти слова, которыми можно было бы выразить то, что она чувствовала сейчас, вспоминая и заново переживая прошлое, однако нужные слова не находились, и собственная речь удивляла ее какой-то размеренной холодностью.

– Он не сразу вернулся, – старалась она хоть как-то оживить свой рассказ. – Лежал где-то в больнице, не хотел ехать домой. Это было ниже его достоинства – вернуться инвалидом, лежачим больным. К тому же он побывал в плену, а в послевоенные годы сами знаете, что творилось…

– Но разве он виноват в этом? – перебил ее Доме. – Конечно, после войны были тяжелые времена. Но неужели даже инвалида могли преследовать за то, что он попал в плен?

– На свете много плохих людей, чтоб их постигла кара Божья, – вздохнула Матрона. – Когда он вернулся домой, для нас не то, что тяжелые, ужасные времена настали. Этот несчастный шага ступить не мог, а из района то и дело требовали, чтобы он прибыл туда для дознания… Укладывали его в арбу, везли, затаскивали в кабинет, усаживали кое-как, и начинался допрос. Никакой жалости у них не было. С этих допросов он возвращался сам не свой. По целым неделям не произносил ни слова. Хоть и лежачий был, но все равно приходилось следить, чтобы не покончил с собой… А ему эта слежка была неприятна: и власти ему не доверяют, и я за каждым его движением слежу… Что он мог, бедный? Только плакать от собственного бессилия. Чувствительный был, каждое слово могло его ранить…

– Да упокоится душа его, – услышала она голос Чатри и вздрогнула от неожиданности.

Он подошел к ним с лопатой и ломом – наверное, давал инструменты парням, копавшим могилу.

– Да упокоится он с миром, – повторил Чатри. – Джерджи был гордостью нашего ущелья.

Все это время жена Доме сидела на корточках перед могильным камнем. Увидев незнакомого мужчину, она встала.

Теперь они вчетвером стояли у памятника Джерджи.

– А где похоронен тот мужчина, – спросила вдруг жена Доме, – который хотел убить твоего сына?

Услышав это, Матрона поняла: жена Доме знает намного больше, чем знала до сегодняшнего дня. Боясь, что она продолжит, Матрона заговорила о другом:

– Доме, пасть бы мне жертвой за тебя, хочу в присутствии Чатри попросить… В моем возрасте люди долго не живут. Если со мной чтото случится, похороните меня здесь, рядом с этим несчастным…

Жена Доме ласково приобняла ее, прижала к себе:

– Матрона, нам еще долго придется жить вместе. И мы еще многое должны сказать друг другу. Очень многое… А смерть подождет, никуда не денется.