Матрона

Нет, эта ласка не была притворной. Жена Доме уже ни в чем не сомневалась и относилась к ней по-родственному. “Господи, – подумала Матрона, – после стольких лет нашлась живая душа, приласкавшая меня от имени сына. Теперь и умереть не страшно. И на мою могилу упадут слезы детей”.

– Нет, нет, чтоб я пала жертвой за тебя, – теперь она обращалась к жене Доме. – Сколько ни говори про огонь, рот не обожжешь. И мне от моих слов ничего не будет. Но сколько ни живи, когда-то же все равно придется умереть. Вот я и прошу вас заранее – похороните меня здесь. Раз уж вы на старости лет принесли мне столько радости, сделайте же и после мой смерти благое дело.

Как бы усиливая просьбу, умоляя, она склонила голову к плечу невестки. Теперь она знала – жена Доме относится к ней, как к своей свекрови.

– Все будет так, как скажешь, Матрона, – улыбнулась невестка. – Только знай, мы еще многое должны сделать вместе.

– Пусть Бог не обделит тебя своими милостями, Матрона, – поддержал ее и Чатри.

– Дай Бог радости твоим детям, Чатри, за то, что ты привел в мой дом Доме, – сказала она. – Теперь и моя душа согрета теплом детей. Теперь я знаю, что счастливой можно быть и на старости лет.

– Только согрета и все? – улыбалась ей жена Доме. – Разве мы чужие тебе? Мы же твои дети, – она повернулась к мужу: – Не так ли?

Не понимая ее тона, Доме задумался, но чтобы не обидеть жену, все же кивнул в ответ:

– Матрона у нас вместо матери, и мы сделаем все, что она пожелает.

– Она у нас не вместо матери, – стояла на своем его жена. – Она – наша мать.

Услышав это, Матрона едва не схватилась за сердце – так оно заколотилось вдруг. Ноги ее ослабели, и в поисках опоры она обеими руками оперлась на плечи невестки. Мужчинам это не понравилось – придумали, где обниматься! – и они отошли в сторону.

Обессилив, Матрона держалась за невестку и, ощущая тепло близкого человека, едва сдерживалась, чтобы и вправду не обнять ее, но понимала, стоит сделать это, и невестка, расчувствовавшись, уже не сможет молчать – выложит прямо здесь, при Доме, все, что знает. Боясь этого, Матрона озиралась, словно помощи искала. Однако вокруг были только могилы, безмолвные и строгие; могильные камни стояли, теснясь, и, казалось, тоже держали друга за плечи. Среди старых могил резко выделялась новая – продолговатый холмик желтой глины. Казалось, будто желтый зуб торчит изо рта мертвого великана. Подумав об этом и содрогнувшись, Матрона сняла руки с плеч невестки и глянула в сторону мужчин, которые не спеша, ожидая, что женщины догонят их, шли в сторону села. Они задержались на кладбище – люди, наверное, уже сели за поминальный стол. Подумав об этом, Матрона подумала и о другом: “Поздно. Теперь уже поздно”.

– Пойдем, дочка, – сказала она. – Неудобно опаздывать.

Однако невестка не тронулась с места.

– Матрона, – она пытливо смотрела на нее, – думаешь, я не знаю, что тебе есть о чем рассказать нам?

Надо было отвечать.

– Хорошо, – сказала Матрона, – когда вернемся домой, я все расскажу.

– Все?

– Все. Только не будем говорить об этом сейчас. И ты никому ничего не говори, пока не соберемся вместе.

– И Доме не говорить?

– И Доме.

– Ладно, – согласилась невестка и снова взяла ее под руку.

Уходя, Матрона еще раз взглянула на свежую могилу, яркой желтизной выделявшуюся на черно-зеленом фоне кладбища. Глина, лежавшая в холодной глубине земли и никогда не видевшая солнца, выбралась на поверхность и бликовала, ловя его лучи, радовалась, наверное, нежданному своему счастью и верила, что теперь всегда будет жить на белом свете.

8

Когда солнце спустилось к самым вершинам гор, когда стало вечереть, люди начали расходиться с поминок.

За столом Матрона сидела рядом с невесткой, но не могла при людях сказать ей, что не уедет сегодня, останется, побудет немного в своем селе. Когда же они встали из-за стола и к ним подошел Доме, она решилась наконец:

– Не обижайтесь на меня, пасть бы мне жертвой за вас, – она умоляюще глянула на него, – я, наверное, не поеду сегодня.

И Доме, и его жена с удивлением смотрели на нее.

– Почему? – спросила невестка.

– Утром, пока было время, я пошла посмотреть свои сенокосные участки, – она говорила то, что придумала заранее, готовясь к этому разговору. – Там, в одном месте, повалился забор. Хочу попросить кого-нибудь, чтобы починили, а то скотина все копны порушит.

Они попробовали отговорить ее, но она так просила, что им пришлось уступить.

– Когда за тобой приехать? – спросил Доме.

Она знала, он обязательно скажет это, и все же ждала, и, услышав, подумала, что соседям не придется посылать к нему вестника, о ее смерти он узнает сам. “Конечно, он будет переживать, – думала она, – но так и должно быть – кому же еще печалиться по матери, если не сыну?”

– Я сама доберусь, – сказала она. – Не беспокойтесь обо мне.

– О ком же нам тогда беспокоиться? – со значением произнес Доме.

– Мы приедем за тобой завтра вечером, – сказала его жена.