Матрос 30-го Черноморского экипажа Петр Кошка и другие доблестные защитники Севастополя

Французы, подкрѣпляемые своими, бились отчаянно. За лейтенантомъ шагъ за шагомъ слѣдовалъ матросъ Игнатій Шевченко (80-го фл. экип.) и отражалъ своимъ штыкомъ удары, направленные на своего командира.

Вдругъ на Бирюлева, очутившагося какъ-то въ сторонѣ, бросаются нѣсколько французовъ, и напрасно отбивается отъ нихъ лейтенантъ своею саблей, но ожесточенные враги напираютъ на него все болѣе и болѣе.

Его люди, занятые рукопашной работой, не видятъ своего командира, видятъ только Шевченко, который, замѣтивъ устремленные на своего командира вражескіе штыки, быстро побѣжалъ къ нему и заслонилъ его своею грудью...

Принявъ предназначенные своему лейтенанту удары на себя, лихой матросъ, пронзенный штыками, палъ жертвою своего долга и великодушія.

Подоспѣвшіе Кошка и еще нѣсколько съ нимъ человѣкъ успѣли выручить Бирюлева отъ грозившей ему опасности.

Подкрѣпленные новыми силами, французы оттѣснили таки нашихъ, но они, подбодряемые Бирюлевымъ, снова съ крикомъ «Ура» устремлялись на непріятельскіе траншеи.

Пять разъ ходили они на эти траншеи, производя тамъ смерть и разрушеніе, и наконецъ отступили, захвативъ съ собою семерыхъ непріятельскихъ нижнихъ чиновъ и двухъ офицеровъ плѣнными.

Отрядъ медленно отступаетъ, по временамъ отстрѣливаясь. Многіе солдаты несутъ захваченные въ бою ружья, патроны и сабли.

За ними уныло слѣдуютъ захваченные французы, окруженные конвоемъ.

— Ваше благородіе!—кричитъ, нагоняя Бирюлева унтеръ-офицеръ, —тамъ что-то неладно.

— Гдѣ?—останавливаетъ лейтенантъ.

— На траншеѣ, ваше благородіе,—кто-то изъ нашихъ остался тамъ и очень ругается; выручить бы?

— Понятно выручить! — соглашается БирЮлевъ и затѣмъ раздается его громкая команда:—кругомъ! на руку! бѣгомъ маршъ!..

Снова раздается зычное «ура» и отрядъ летитъ опять на эту злосчастную траншею!

Опять заработали наши штыки, послѣ

порядочной передряги, успѣли выручить застрявшаго...

— Братцы:—кричитъ вырученный уцѣпившись за какого-то французика:—тащите и этого! чего онъ связался со мною и ругался?

Потащили и француза, и затѣмъ отрядъ послѣ шестаго нападенія вернулся домой.

Доблесть Игнатія Шевченка была объявлена въ приказахъ по войскамъ, и по Высочайшему повелѣнію семейство его было обезпечено пенсіей.

УІИ.

Іеромонахъ Аника.

Въ особенности не нравился французамъ камчатскій люнетъ. Онъ вредилъ имъ больше всѣхъ и постоянно былъ имъ словно бѣльмо на, глазу.

Нѣсколько разъ нападали они на него, пробуя взять штурмомъ, но попытки эти были напрасны, несмотря на ихъ храбрость.

Наконецъ, 6-го марта, они рѣшились попробовать еще счастія.

Послѣ сильной канонады, три колонны зуавовъ, одѣтыхъ въ синія турецкаго покроя куртки и въ красныхъ фескахъ, устремились на этотъ люнетъ.

Нужно сказать при этомъ, что французскія войска явились достойными соперниками нашимъ; ихъ стойкость и. храбрость въ бою были образцовыми. Но въ особенности выдѣлялись между ними алжирскія войска, называемые зуавами: то были отчаянные головорѣзы.

Вотъ почему нашимъ трудно было про-тивустоять дружному натиску этого отборнаго войска, но три роты волынцевъ подъ командою полковника Свѣщевскаго приняли ихъ штыками такъ хорошо, что зуавы принуждены были отступить.

Оправившись немного, зуавы кинулись на наши ложементы, но тамъ давно ждалъ ихъ батальонъ Якутскаго полка и двѣ роты Томскаго полка подъ командою полковника Вялаго.

Отрядъ этотъ въ сравненіи съ многочисленностью зуавовъ былъ очень невеликъ, но наши солдаты считать враговъ совсѣмъ не умѣютъ... Дружно ощетинившись штыками, бросился батальонъ и двѣ

роты томцевъ, и завязалась жаркая рукопашная...

Какъ ни мужественны были зуавы, но, не будучи въ состояніи выдержать этотъ штыковый натискъ, бросились бѣжать въ свои траншеи обратно.

Батальонъ двинулся за ними, и тутъ пришлось ему схватиться съ 10-мъ войскомъ.

Завязалась опять страшная кровопролитная рукопашная драка, но непріятель словно не убывалъ, хотя якутцы и томцы таяли, подобно снѣгу отъ солнца... Не малое время бились они, но наконецъ устали ихъ руки могучія и потому по данному сигналу они въ полномъ парядкѣ пошли въ свои ложементы, не забывъ захватить съ собою плѣнныхъ^-- офицера и девять человекъ солдатъ.

Итакъ, послѣдняя попытка французовъ взять «Комчатку» была напрасная стоила имъ большихъ потерь...

На другой день, послѣ этого славнаго дѣла, т. е. 7-го марта, Севастополь понесъ страшную потерю: на Малаховомъ курганѣ, тамъ, гдѣ былъ смертельно раненъ адмиралъ Корниловъ, погибъ другой, доблестный и неустрашимый адмиралъ Истоминъ. Возвращаясь изъ камчатскаго люнета на

свой Малаховъ курганъ, онъ былъ убитъ непріятельскимъ ядромъ.

Во время похоронъ адмиралъ Нахимовъ, безсмѣнно несшій въ числѣ другихъ адмираловъ и генераловъ гробъ своего боеваго друга и собрата, заглянулъ въ склепъ, куда хотѣли поставить гробъ рядомъ съ Корниловымъ, и сказалъ:

— Есть еще мѣсто для одного, хотя-бы и поперегъ склепа.

Нахимовъ будто предчувствовалъ, что и ему придется лечь тутъ-же на этомъ свободномъ мѣстѣ...