Матрос с «Бремена»

— Принеси мне пива! — громко повторил Джиари.

— Вся беда в том, — уточнил уже более мирно Элиа, — что наступили плохие времена.

— Конечно, — согласился Джиари, опустошая наполовину новую кружку.

— Тогда, в двадцать восьмом, я зарабатывал в среднем по шестьдесят баксов в неделю.

— В канун Нового, двадцать седьмого года, — прошептал Паланджио, — я заработал тридцать шесть долларов сорок центов.

— Деньги тогда текли рекой, — ударился в воспоминания Элиа.

Паланджио тяжело вздохнул, потирая колючую бороду тыльной стороной ладони.

— Тогда я форсил в шелковых рубашках. В двадцать восьмом году у меня было четыре девушки. Боже мой!

— Но сегодня не двадцать восьмой! — одернул его Джиари.

— Какой умник! — похвалил Элиа. — Он еще здесь рассуждает! Говорит, — мол, сегодня не двадцать восьмой. Только вступите в профсоюз — и тут же двадцать восьмой вернется.

«Зачем мне понапрасну тратить свое время?» — подумал с негодованием Джиари; он молча пил свое пиво.

— Мизинчик! — позвал бармена Паланджио. — Два пива — мне и моему другу Элиа!

Элиа с широкой улыбкой снова подошел к стойке и занял место рядом с Паланджио.

— Мы с тобой братья по нищете, Анджело! — провозгласил он. — Мы с этим итальяшкой, — пояснил он остальным. — Мы с ним оба подписали контракт.

Выпили вместе; тяжело вздохнув, вытерли пену с губ.

— У меня была самая большая голубятня во всем Браунсвилле, — тихо рассказывал Элиа, — сто двадцать пар чистокровных голубей. Каждый вечер, когда я их выпускал на волю, — их взлет был точно фейерверк. Посмотрели бы вы, как они кружат и кружат над крышами домов… Я большой голубятник. — Он опорожнил кружку. — Теперь у меня осталось всего пятнадцать пар. Если я приношу домой меньше семидесяти пяти центов, моя жена зажаривает одного голубя на ужин. Чистокровку, а? Стерва, а не жена!

— Еще два! — заказал Паланджио.

Они с Элиа с наслаждением пили холодное пиво.

— Так вот, — продолжал Элиа, — если б только не возвращаться к этой стервозе жене! Женился я на ней в двадцать девятом. А как все изменилось с той поры! — Он глубокомысленно вздохнул. — Что такое женщина? Женщина — это западня!

— Ах, видел бы ты то, что видел я сегодня! — перебил его Паланджио. — Третья ездка, на Истерн-парквей. Я заметил ее, когда она переходила Ностранд-авеню, а я стоял на красном. Полненькая девушка фунтов так сто тридцать, яркая блондинка. Бедрами крутит — аж дух перехватывает! На голове такая маленькая соломенная шляпка с разными овощами на полях… Ничего подобного никогда не видел! Ну, уцепился я изо всех сил за баранку, словно меня кто под воду утаскивает… А ты говоришь — «западня»! Шла она к отелю «Сент-Джордж».

Элиа покачал головой.

— Вся трагедия моей жизни в том, что я женился совсем молодым.

— Еще пару кружек! — распорядился Паланджио.

— Анджело Паланджио… — произнес его имя Элиа. — Звучит как музыка.

— Там, у отеля, ее встретил какой-то парень — здоровенный, упитанный. Улыбался так, словно только что увидел Санта-Клауса. Этакий здоровенный мужик… Знаешь, некоторые мужики…

— Мне пора домой, к Энн! — простонал Элиа. — Она орет на меня регулярно с шести до полуночи: «Кто заплатит бакалейщику?», «Кто заплатит компании за газ?» — Поглядел как на врага на свое пиво — и опорожнил кружку. — Я, дурак, женился, когда мне было всего восемнадцать.

— Может, выпьем чего-нибудь покрепче? — спросил Паланджио.

— Возьми два виски! — подначил Элиа. — Ну что хорошего, скажи на милость, в этом пиве?

— Два «Калверта»! — крикнул Паланджио. — Самого лучшего сорта! Для меня и моего друга Элиа Пинскера!

— Мы с ним оба джентльмены, — пробормотал Элиа. — оба подписали контракт.

— Вы два отъявленных разгильдяя, — констатировал Джиари.

— За этого профсоюзника! — Элиа поднял свой стаканчик. — За профсоюз! — И одним глотком опрокинул в рот виски. — За героя ирландской армии!

— Мизинчик! — заорал Паланджио. — Ну-ка, наполни их снова, только до краев!

— Анджело-о Паланджио-о… — шептал нараспев Элиа, благодарный другу за выпивку.

Паланджио четко отсчитал деньги.

— Ну а теперь пусть компания окунется в дерьмо! У меня осталось ровно два доллара. Ни центом больше!

— Вот хорошо-то! — саркастически заметил Джиари. — Просто отлично! Не заплатишь им хоть за один день — распрощайся со своей тачкой. И это после пяти месяцев регулярных выплат без сбоев! Возьми-ка еще стаканчик!

Паланджио медленно поднес стаканчик к губам и не спеша, размеренными глотками стал пить виски. Янтарный ручеек, стекавший вниз, приятно обжигал горло.

— Не говори так, Джиари! — взмолился он. — Ничего больше не желаю слышать о такси. Видишь — я занят: мы пьем с приятелем.

— Глупый итальяшка, что с тебя взять? — отвечал Джиари.

— Нет, так не пойдет! Как ты с ним разговариваешь? — Элиа угрожающе пошел на Джиари; бросая на него косые взгляды, поднял к груди правую руку.

Тот, подняв обе руки, отодвинулся назад.

— Мне не нравится, когда моего друга называют глупым итальяшкой, — сурово предупредил Элиа.

— Ну-ка, отвали, — заорал Джиари, — покуда я не разбил тебе башку!

Подбежал обеспокоенный Мизинчик.