Во-первых, мы с батюшкой задумались, что самое важное в воспитании детей? Самое важное, чтобы они встретились с Богом и отдали Ему себя полностью, обрели этот момент рождения свыше, который мы пережили-то в сознательном возрасте. И я им стала говорить: «Детки, то, что вы рожденные в Церкви, то, что вы крещеные, ходите на каждую службу, поете на клиросе или пономарите, и то, что вы исповедуетесь, причащаетесь, – это все очень хорошо. Но это не все. Самое важное у вас впереди, когда встретишься с Господом один на один. И когда ты добровольно скажешь: Господи, отныне, с этого дня, с этого момента, с этого часа, с этой минуты я Тебе посвящаю свою жизнь. Вот это называется моментом рождения свыше, который папа пережил, я пережила, а вы еще не пережили. Просто вас попытались воспитать в Православии, в чистоте, как мы это понимаем. Но важнее всего, когда один на один – Бог и ты».
Как-то после этих разговоров Ася чего-то там набедокурила, и я говорю: «Как ты можешь это делать, ты верующий человек или нет?» Она говорит: «Мам, а я еще не рождена свыше, что ты от меня требуешь». Я думаю: «Слава Тебе Господи, значит, человек об этом думает, мечтает». Они стали об этом молиться. У них не появилось ощущения собственной исключительности, что иногда бывает. Я это часто вижу, дети церковные, они ходят такие все особенные, и тут их очень легко, между прочим, тем же злым духам поднебесным уловить. А ребенок, который ждет: когда же я окажусь с Богом-то? Вот этот ребенок как раз защищен, потому что понимает свое несовершенство.
Молитва – это очень важно. А детям непонятно, о чем мы молимся. В храме им ничего не понятно. Они зазубривают все, и мы умиляемся, ах деточка «Царю Небесный» поет, деточка то поет, се поет, особенно если на клиросе с нами. А что в этом важного-то? Это только что для нас умилительно. Это, между прочим, наша гордыня, показать, какие у меня благочестивые деточки. А потом, когда ему уже лет 12, мы удивляемся, откуда взялось плохое, ведь молился же? У меня просто был такой случай: у Сени была любимая молитва на ночь: «В руце Твои, Господи, предаю дух свой, Ты же меня спаси и помилуй и живот вечный даруй мне, аминь». И вот он как-то заболел, лежит, а мы молимся около кроватки, я и говорю: «Кто-нибудь знает Сенечкину любимую молитву? Прочитайте, а то он сейчас в полубредовом состоянии». И Лизочка, которая моложе Сени только на полтора года, говорит: «Я знаю». – «Ну давай, начинай». Она: «Бруцы Твои, Господи». Я говорю: «Какие бруцы?» А она: «Мам, ну мало ли у Господа бруц». У меня чуть волосы на голове не зашевелились. Я думаю, Господи, что же мы творим!
Во-первых, я в молитвослове детском перевела все на русский язык для того, чтобы они разобрались, что говорят, поняли какой смысл. А во-вторых, мы ввели молитву своими словами. Я спрашивала: «Вот тебе хочется поговорить с Богом?» – «Хочется». – «Ну и говори. Ты же подходишь к папе и рассказываешь, вот то-то и то-то сегодня, меня Сашка обидела, а я то-то. Есть вам что рассказать Богу?» – «Есть». Оказалось, у них столько есть. Для меня это было моей учебой, моей семинарией. Мы на коленочках сидим, чтобы не уставать, кто как хочет, так и сидит на коленочках, я не настаиваю. И вот я сидела на ковре, слушала их, их разговоры с Богом и понимала – «Будьте как дети». Вот это разговор. Я не могу двух слов связать, мне кажется, что так коряво получается, не по-настоящему. А они как дети: все что-то Богу объясняют, говорят, потом чего-то просят, потом обсуждают с Ним. Так они меня учили молиться. Главное, им самим понравилось. Они стали с Ним разговаривать. Сейчас они взрослые, разговаривают по-взрослому, но они разговаривают. И такой прямой контакт с Богом, мне кажется, так важен. Я им говорю: «Не надо вечера ждать, когда с Богом говорить. Вы говорите все время». Я сейчас часто вижу, мы что-то делаем, и какой-то ребенок может в разговоре вдруг сказать: «Господи, ну Ты же видишь, я же объясняю». То есть он переключается с одного собеседника – видимого, на другого – Невидимого, и нет у него разделения – в храме он или нет. Вот этот непрестанный разговор с Богом, это и есть молитва. Они у меня стали меняться как-то, они живые стали, они в храме стали что-то понимать и стремиться в храм, они вообще храм очень любят. А потом, конечно, это постоянные занятия с ними в доме. У нас каждое воскресенье, иногда, если есть возможность, на неделе или викторина, или какой-то концерт, разные конкурсы мы подготавливаем. Для того чтобы им не казалось, что вот у всех дискотека, кинотеатр, что-то еще такое, а у них этого нет. Они говорят: да у всех это есть, ладно, а у нас есть то, чего нет ни у кого. Это, конечно, такой труд, иногда почти целую неделю я готовлюсь, нахожу минуты времени между ведром супа и всеми остальными делами. Но главное, чтобы им было интересно.