Как бы то ни было, Ибн-Аби Амир всегда брал Мус-хафи с собой, куда бы ни отправлялся, нисколько не заботясь о его потребностях. Один из секретарей рассказал, что во время одной из кампаний видел Мус-хафи, лежащего рядом с шатром хозяина и поглощающего отвратительную смесь из какой-то пищи и воды – лучшее, что смог раздобыть для него его сын Осман. Горе и жгучее отчаяние опустошили его. Теперь он слагал мелодичные и красивые стихи. Хотя он говорил стражнику, что жаждет смерти, но продолжал цепляться за жизнь. Пока он был у власти, его покинули прозорливость и энергия, а теперь его покинуло достоинство. Чтобы умилостивить лиса, он был готов унижаться. Однажды он попросил Ибн-Аби Амира доверить ему обучение его детей. Но Ибн-Аби Амир заподозрил ловушку. «Он хочет повредить моей репутации и намекает, что я простак. В прошлом меня многие видели у дверей его дворца. Теперь, чтобы напомнить всем об этом, он хочет, чтобы его видели в моем дворе».
В течение пяти лет Мус-хафи продолжал жить в нищете и лишениях. Но потом, поскольку он, невзирая на годы и несчастья, цеплялся за жизнь, его умертвили – или удавили, или отравили, по этому поводу арабские хронисты не сходятся.
Ибн-Аби Амир, узнав, что его прежнего соперника больше нет, послал двух чиновников, чтобы устроить похороны. Один из них, его секретарь по имени Мухаммед ибн Исмаил, описал сцену: «На теле не было никаких признаков насилия. Оно лежало, накрытое плащом одного из тюремщиков. Человек, за которым послал мой коллега Мухаммед ибн Маслама, обмыл тело (я рассказываю все, как было), уложив его на старую дверь, упавшую с петель. Мы отнесли носилки к могиле. За нами шел только имам из мечети, которого мы попросили помолиться над умершим. Ни один из прохожих не взглянул на усопшего. Это был урок, который я накрепко запомнил. Однажды, когда сила Мус-хафи была в самом расцвете, я хотел лично передать ему петицию. Я ждал на улице, по которой он обычно ездил. Но его свита оказалась столь многочисленной, а улица была так забита людьми, желавшими увидеть и поприветствовать всесильного чиновника, что я не смог, как ни старался, к нему пробиться и был вынужден отдать петицию одному из секретарей, который ехал рядом с кавалькадой специально для сбора подобных документов. После похорон я сравнил эту сцену с той, в которой только что участвовал, и меня охватили мысли об изменчивости фортуны. Я опечалился и предался меланхолии».
Глава 9
Альманзор
День, который стал свидетелем смещения и ареста Мус-хафи, также видел повышение Ибн-Ами Амира до ранга хаджиба. После этого он делил верховную власть со своим тестем, причем его сила была так велика, что даже пытаться противостоять ей было бы безумием. Тем не менее без противостояния не обошлось. Партия, желавшая возложить корону на другую голову, а вовсе не на голову маленького сына Хакама II, движущей силой которой являлся Джаудхар, все еще существовала, о чем говорили веселые песенки, которые люди распевали на улицах Кордовы, не обращая внимания на полицию. Ибн-Аби Амир не выносил даже самых тонких намеков на слишком большую близость между собой и султаншей. Он приказал казнить юную девушку, хозяин которой, рассчитывая продать ее Ибн-Аби Амиру, научил ее скабрезной песенке об Авроре. Тем не менее непристойные стихи читали на улицах:
«Конец света близок. Грядут разрушения, мерзость повсюду. Халиф – сопляк, а его шлюха мать меняет любовников». (Согласно распространенному мнению, другим любовником Авроры был кади Ибн ас-Салим.)
Те, кто писал сатирические памфлеты на двор, сильно рисковали. Но Джаудхар зашел еще дальше. В союзе с Абд аль-Маликом ибн Мундиром, главой апелляционного суда, он устроил заговор, целью которого было убийство юного халифа и передача трона другому внуку Абд-ер-Рахмана III – Абд-ер-Рахману ибн Обайдаллаху. В заговоре участвовали несколько кади, теологов и литераторов, среди которых можно назвать талантливого поэта Рамади. На Ибн-Аби Амира у Рамади был большой зуб, потому что он был другом Мус-хафи и сохранил ему преданность даже когда удача от него отвернулась. Жажда мести сжигала поэта, и он написал много язвительных стихов, направленных против хаджиба.
Заговорщики еще больше уверились в успехе, когда к ним присоединился визирь Зияд ибн Афлах, тогда бывший префектом столицы. С ним они советовались относительно дня и часа начала выполнения их плана. Джаудхар, хотя и больше не был придворным чином, по должности имел более или менее легкий доступ к монарху, и потому ему было поручено его убийство. После этого заговорщики намеревались сразу объявить халифом Абд-ер-Рахмана IV.