Мавританская ведьма (СИ)

  Она прогнала эту идею (как часто ей удавалось закрывать глаза на истину, которую она давно узнала?), Также боролась со своим отвращением и прикладывала ухо к двери; ощущение, будто она прижимается лицом к огромной кровавой ране.

  Она все еще не могла понять, о чем говорили Стефан и Бельдерсон, но было ясно, что это был очень возбужденный разговор, почти спор. Стефан закричал, и ответы Бельдерсона были чуть тише. Во всяком случае - что бы там ни происходило; она могла это использовать.

  Она посмотрела в окно. Снаружи темнота была сильнее, чем здесь. На мгновение она заколебалась, прислушалась - спор становился все громче, и пару раз ей показалось, что она ясно слышит свое имя - и решительно повернулась. Незадолго до того, как она подошла к окну, ей пришло в голову, что это может быть ловушка. Ей показалось абсурдным, что Стефан просто забыл об этом окне. Может, ей стоит залезть туда, чтобы ... дерьмо. Стефан запаниковал, когда услышал машину. Люди в панике совершают ошибки. Монстр, наверное, тоже.

  Она подошла к окну, положила руку на стекло - было холодно - и снова заколебалась, но потом решительно схватила засов и повернула его. Он двигался на удивление легко. Только окно не открывалось. На мгновение она пригрозила запаниковать. Защелка была открыта, но створка не сдвинулась ни на миллиметр. Он был приклеен как наклеенный. И это именно то, чем он был, как она поняла через секунду. Насколько вам известно, это окно никогда не открывалось, но предыдущие хозяева двора его свежевыкрасили - как и все окна и двери - и некоторые мозги закрыли его до того, как краска высохла должным образом; лучшего клея не было. Она отпрыгнула, подняла кулак и снова опустила руку. У нее была только одна попытка. Ей нужно было быть осторожным.

  Дрожа от нетерпения и страха, она оглядела комнату. В болезненно сером освещении было трудно что-либо разглядеть, но она знала убогую обстановку, а Питер ничего не менял; был шаткий стол с единственным стулом, кровать и кривая вещь, которая называлась шкафом. Шкаф и кровать были слишком тяжелыми; кроме того, при перемещении он будет издавать слишком много шума.

  Но стол пошел.

  Лиз подняла его - он был намного тяжелее, чем она думала -, наклонила набок и втиснула под дверную ручку так, чтобы она удерживала Стефана хотя бы на мгновение. Затем она упала на колени, согнулась от боли, и ее вырвало, задыхаясь. Теперь боль почти утопила ее. По ее ногам потекла теплая кровь, и комната повернулась вокруг нее. Но ей нельзя было позволить потерять сознание. Нет, если она когда-нибудь снова захочет проснуться.

  Она дождалась, пока худшее не закончится, прижалась к стене рядом с дверью и прислушалась. Боль в кишечнике все еще была, но не так уж и страшно. И она верила в надежный механизм своего тела, который поможет ей с хорошим выбросом адреналина. Решив, она схватила стул и изо всех сил швырнула его в окно.

  Это было похоже на замедленный полет. Стул пробивался сквозь тьму, и она с фантастической ясностью видела каждый его дюйм. Казалось, ее разум работал быстрее света. Что, если она плохо прицелилась или он просто отскочил от окна, как резиновая стена, потому что магия этого дома была уже слишком сильной?

  Звук, разбившийся по стеклу и дереву, развеял ее страхи, но он также прогремел, как выстрел из пушки по дому. Совершенно невозможно, чтобы Стефан этого не слышал. Снаружи в холле раздался звук, похожий на испуганное кряхтение свиньи, затем она услышала крик Бельдерсона и тяжелые шаги, приближающиеся к двери. Она умчалась.

  Когда она была в двух шагах от окна, ключ повернули. Она прыгнула.

  Она даже не подозревала, что сможет, но она летела в идеальной позе высокого ныряльщика, вытянув руки и склонив голову через окно, даже не коснувшись разбитого стекла с острыми краями, сделала пол-оборота в воздухе и кончила. с помощью переката, который уменьшил разрушительную силу падения. Затем боль пронзила ее тело.

  Она закричала, согнулась пополам и потеряла контроль над своими движениями; Элегантный бросок дзюдо превратился в неудержимый рокот. Она проскользнула на три или четыре метра по мокрой грязи, прежде чем остановиться, всхлипывая. Позади нее в доме раздался гневный крик, а затем один чрезвычайно мощный удар, смешанный с треском дерева.