Мавританская ведьма (СИ)

  Все произошло за доли секунды, но Лиз снова увидела каждую мельчайшую деталь с почти сверхъестественной резкостью. Маленький голубой огненный ребенок между его ног превратился в ревущее, яркое белое пламя, которое бросилось на его протянутую руку и пожирало ее, охватывая его руку, плечо, а затем все его тело, и ревело еще дальше, пока не коснулось сарая. крыша. В то же время бело-голубой ковер с шипящим пламенем распространился вокруг него по полу, и огонь, казалось, вырвался из самого тела Стефана, как будто жар заставлял что-то внутри него взорваться. Его форма расплылась, стала казаться прозрачной и, наконец, исчезла за плащом яркого белого света. Волна жара ударила ее, как кулак, и заставила отшатнуться. Лиз закричала, закрыла лицо руками и попятилась в сторону, прочь от Стефана, от огня и, прежде всего, от машины. Прямой след огня устремился к трупу Энди, заставил его ярко вспыхнуть и погнался под прямым углом к ​​Питеру и ягуару, и он уже горел над ней под крышей. От жары перехватило дыхание. Внезапно в ее легких появился только жидкий огонь, больше не было воздуха, и она больше не могла нормально видеть. Внутри сарай превратился в узор из глубоких черных дыр и участков невыносимого сияния, переплетенных невидимыми нитями смертоносного тепла.

  Она зря потратила последний вздох на пронзительный крик, выскочила прочь от машины и горящего участка под дверью, немного удивляясь, что она еще жива.

  Крик теперь смешался с ревом пламени, невероятно мучительный, пронзительный хныканье, которое издало то, что горело под дверью. Подменыш Стефана был все еще жив, превратился в подергивающийся, бушующий сгусток черноты, вздымающийся за стеной света и тепла. Звуки из глубочайшего ада достигли уха Лиз. Тело чудовища, казалось, искривлялось, теряло форму и больше не было человеческим. Ничего подобного Лиз никогда не видела. Все, что она могла видеть за завесой дергающегося пламени, было клубком вздымающейся пузырящейся черноты, съеденной жаром и светом. Но в нем все еще было что-то вроде жизни. Безумный от боли и гнева, он метался взад и вперед и выкатился из бензинового смеха, горя. Зверь попытался встать, снова упал, в бешеной агонии забивая руками и ногами. Одна из хлестающих черных конечностей ударилась о второе крыло больших ворот и толкнула их, одновременно поджигая сухое дерево.

  Внезапно перед Лиз открылась дверь трехметровой ширины. Она убежала.

  44.

  Автомобиль взорвался, когда она была в двух шагах от дома. Тупая, очень сухая челка донеслась до нее и заставила остановиться на полпути. Она обернулась, защитно подняла левую руку перед лицом и увидела, как весь сарай начал светиться, как будто под жутким внутренним светом. Желто-белый, лишенный теней свет заливал все щели и проемы ветхого здания, свет, который не был похож на огонь, но почти как искусственный свет; лампочка мощностью десять миллионов ватт, тень от которой делала здание полупрозрачным, как на рентгеновском изображении, только на долю секунды, прежде чем оно полностью взорвалось.

  Это было болезненно красивое зрелище, полное всей эстетики, которую могли источать огонь, взрывное движение и опасность. Вся крыша сарая, которая весила несколько тонн, поднялась на три-четыре метра в высоту, пораженная гигантским огненным кулаком, развалилась и накренилась в стороны в разные стороны. Белые и желтые языки пламени лизнули низко висящие облака. Стены вздымались, изрыгая пламя и горящие обломки, и продолжали растягиваться. Все здание, казалось, расширилось, как причудливый воздушный шар, сделанный из дерева и яркого света, увеличилось почти вдвое и, наконец, рухнуло, как карточный домик. Второй, почти такой же сильный взрыв, снова разорвал обломки и залил двор градом из горящих деревьев и соломы, а также миллиарды и миллиарды раскаленных добела искр. Даже здесь, где стояла Лиз, жар был настолько сильным, что у нее снова перехватило дыхание, и единственная белая искра упала на ее руку и прожгла дыру размером с пенни в ее обнаженной коже.

  Острая боль напомнила ей, что она все еще в опасности. Вокруг них посыпался мусор.

  Она поспешно затащила голову между плеч и попятилась в дом. После всего, через что она прошла, было бы смешно быть убитым обугленным деревом сейчас.

  Она закрыла дверь, прислонилась к ней с изнеможенным вздохом и прижала руку к своему боку. Рана сильно кровоточила. Она все еще не испытывала боли, но теперь ей стало плохо. Чувство слабости вернулось к ее рукам и ногам, и она начала дрожать всем телом. В ее сознании раздался глухой удар, похожий на удары кулаков по дому: о крышу стучали осколки обломков. Может, весь двор сгорел бы. Хороший. Он должен был сгореть дотла тридцать лет назад. Если бы она выжила, она бы его снесли, будь то защита памятника или нет.

  Если она выжила.