Это не так легко, как кажется. Временами в груди у Стэльмах появлялся холодок. Сама не знала, откуда брался, но накатывало. Охватывало вдруг ощущение безнадежности. От сильных эмоций, наверное. От страха потаенного, что ничего у них не получится. А вдруг не получится? Но уже хотелось, чтобы все получилось и сбылось, как задумали. Что-то вдвоем, а что-то каждый сам себе — скрытно.
— Господи, надо хоть вещи в стирку забросить и приготовить что-нибудь поесть, — все еще ворчала, вытирая пыль и разговаривая сама с собой.
В этой квартире столько лет царило молчание, что Маринка не могла наговориться.
Озвучивала каждое свое движение, слышала, как отзывается Мажарин, и вновь убеждалась, что не сходит с ума: ее Мажара здесь, с ней.
Рядом-рядом, близко-близко…
— Сегодня точно можешь не заморачиваться, к бабушке поедем, — сказал Сергей как бы между прочим, валяясь на диване и глядя в ноутбук.
— Езжай, — так же небрежно согласилась, будто не понимая, что он имел в виду их обоих. — Я как раз закончу домашние дела. Белье высохнет, поглажу. А то ношусь туда-сюда перед тобой с тряпкой, вот и сделаю все, пока тебя нет.
— Поедем вдвоем, я ее уже предупредил. Она нас ждет.
— Думаю, она не сильно расстроится, если ты приедешь один, — упрямо спорила, продолжая заниматься уборкой, хотя движения потеряли былую четкость.
Марина занервничала, и это было видно, хоть и говорила она, не поворачиваясь лицом к Сергею.
— Если ты сегодня не поедешь, то когда потом? Потом тоже будешь искать причины, чтобы отказаться?
В мажаринском тоне ощущалось столько скрытого давления, что Маринка не выдержала и, стараясь избежать такого на себя нажима, ушла в ванную комнату. Трусливо скрылась в ней, начав старательно протирать зеркало. Оно огромное, почти во всю стену. Работы уйма.
— А как ты дальше жить со мной собираешься? Она будет спрашивать, почему ты не приезжаешь, что мне говорить? — Мажарин подпер плечом дверной косяк и нахмурился.
— Что я ей скажу? Где была столько лет? Почему тогда пропала? — Теперь особенно нехорошо стало от пристального и спокойного взгляда, который поймала в зеркале.
— Может быть, ничего не придется говорить.
— Предлагаешь сделать вид, что ничего не было? — помолчав, спросила Стэльмах.
— Нет. Не в этом дело.
— А в чем?
— Мы уже живем вместе и дальше будем жить. Поэтому ехать нужно вместе. И пройти один раз то, чего ты так боишься.
Марина вздрогнула. Она боялась, но не могла признаться в этом страхе прямо. Не могла сказать, что посмотреть старушке в глаза после всего у нее не хватает духу. Боялась она до ужаса увидеть в них отражение всего пережитого. Как оказалось, это еще труднее, чем рассказать Мажарину о своем прошлом.
— Ты не понимаешь, — продолжила с усилием, ненавидя себя за жалостливый нетвердый тон, — я не могу.
— Ты сможешь.
Вместо ответа она внезапно отбросила тряпку и жидкость для мытья стекол, хотя зеркало в ванной не дотерла, и пошла в спальню. Вывалила свои вещи из шкафа, но отнюдь не для того, чтобы переодеться. Присев около образовавшийся груды шмоток, Марина начала сортировать их и раскладывать по ровным стопочкам.
— Наденешь красивое платье и поедешь со мной, — снова появился рядом Мажарин.
Не скрывая своего недовольства, Стэльмах зашвырнула вещи в гардероб. Майки, футболки и свитера снова вывалились на пол. Она засунула их обратно, наведя еще больший бардак, чем был до этого, и, вскочив с колен, буквально побежала в гостиную. Там, забравшись на стул, принялась перебирать книги на полке.
Пыль! И здесь пыль! Господи, я заросла пылью!
— Мажарин, я даже не знала, что ты такой нудный! — рявкнула, чтобы отпугнуть.
Какого черта ты ходишь за мной по пятам?!
Злиться легче, чем сдерживать слезы. Злость слезы высушивает.
Сергей усмехнулся, пропуская ее нервный ор мимо ушей, словно не крик это, а еле слышное комариное жужжание.
— Можешь считать меня хоть самой бессердечной скотиной, я не уступлю. — Взяв ее за талию, снял со стула и поставил перед собой.
— А что, раньше нельзя было предупредить? — начала потихоньку уступать. От безысходности. Видела: он действительно не уступит и не отступит.
Хоть глаза и губы улыбались — на лице твердость каменная.
— Я предполагал, что будет именно такая сцена, поэтому решил не затягивать. Времени особенно нет. Собирайся и поехали, — не уговаривал. В тупик загонял: обойти не получится, перепрыгнуть тоже.
Демонстративно глубоко вздохнув, Марина выдохнула, обдавая Мажарина пылом своего негодования, и вернулась в ванную дочищать зеркало. Вот закончит с ним и соберется. Не раньше.
Пока возюкала тряпкой по гладкой поверхности, плакала и думала.
Господи, сколько в ее жизни было дерьма! Сколько пережила разных моментов, когда приходилось делать что-то из последних сил! Столько всего вытерпела, а сильной быть так и не научилась. Тряслась как школьница перед экзаменом.
Хотя нет, школьники сейчас не трясутся, они во всем уверенные.
Должен же быть хоть какой-то способ взять себя в руки!