Мажарин

— Конечно. Ты особенная. Я всегда это знал. Обещаю, я больше не буду грубым. —

Попытался погладить по щеке, но Марина отклонилась. — Ты опять злишь меня? Что это? — Вдруг неаккуратно и с треском оттянул ворот водолазки.

Господи… Там же засос мажаринский. Пятнышко чуть заметно, но все равно оно есть.

— Где? — спросила невозмутимо без каких-либо эмоций.

— У тебя пятно на шее.

— Плойкой обожглась. Такое бывает.

— Тебя кто-то трогал? — Металл в голосе. Будто нож, который к горлу приставили.

— Нет.

— Ты мне не врешь?

— Нет.

— Если ты мне врешь, я тебя накажу. — Положил ладонь ей на бедро.

Марина, не сумев выдержать его прикосновения, откинула руку.

— Мне все равно. Можешь хоть убить. Найди себе шлюху, Веня. Эскортницу.

Отъебись от меня, в конце концов, — намеренно грязно выругалась.

Харин не мог слышать от нее мат. Это его страшно бесило.

— Мне не нужна эскортница. Мне не нужна шлюха, которую половина Москвы перетрахала.

Мне нужна ты.

Еще недели две назад Маринка с радостью бы заявила ему в рожу, что, пока его не было, ее тоже половина Москвы перетрахала. Но сейчас она молчала.

Харин схватил ее за лицо и сдавил пальцами так сильно, что рот приоткрылся — вот-вот челюсть свернется. Но она не пикнула, не застонала от боли. Не пошевелилась.

— Если ты с кем-то была, я тебя убью. И его тоже.

— Я ни с кем не была, — сказала, когда он убрал руку.

— А, по-моему, ты мне врешь, — с ледяным спокойствием произнес Веня, поднялся и вышел из комнаты.

Маринка быстро и поверхностно задышала, приходя в себя после этой атаки. Потом ее словно что-то подкинуло на кровати, она соскочила и побежала следом за Хариным.

Он стоял здесь же, в малой гостиной на втором этаже, и что-то тихо спрашивал у Егора. Тот сидел на маленьком диване со стаканом виски.

Сердце колотилось где-то в горле. В ушах шумело, будто оглушили.

— …ты знаешь? — донеслось до агонизирующего тревогой сознания.

Остановившись за спиной у Харина, Марина помотала головой. Глядя на брата, беззвучно шевельнула губами:

— Не говори… не надо… пожалуйста… — Неважно, о чем именно Веня спрашивал. Знала точно: нужно все отрицать.

Егор скользнул по ней быстрым взглядом, потом долго смотрел на Веню и все-таки утвердительно кивнул. От этого мелкого жеста у Маринки все внутри сжалось. Она застыла без дыхания, словно получив удар в солнечное сплетение.

— Ах ты, маленькая лгунья. — Харин повернулся к ней.

Наверное, когда он разговаривал со своей собакой, в его голосе было больше интонирования.

Бешеный бультерьер, кстати, так и лаял, не затыкаясь, на первом этаже.

Маринка несколько раз сглотнула, пытаясь пропихнуть нервный ком, мешающий вдохнуть кислород. Он ей еще нужен, кислород. Она еще собиралась побороться с этими суками. Хотя у этих двух сволочей есть существенный козырь — у них нет души. Бездушность — их основной козырь. Бесчеловечность. Бесчувственность. Поэтому не переиграешь их, не предугадаешь, никогда не просчитаешь.

Как там Мажарин говорил?

Убиваешь свой страх и работаешь. Никаких эмоций.

Что ж, Веня, давай поиграем. На моих нервах. Фарт явно ни хрена не мой конек, но вдруг повезет…

— Возьми меня, — бесцветно сказала она. — Я больше не буду тебе перечить.

— Да? А что вдруг случилось?

— Передумала. Ты же сам говорил, что все бабы тупые бляди.

— Это точно. И ты тоже тупая блядь, раз решила, что кто-то, кроме меня, может к тебе прикасаться.

— Прости меня, Веня, я была не права. Я ошиблась.

— Разве так просят прощения? — улыбнулся только губами. — Я тебе не верю.

— А как?

— На коленях.

Марина вздохнула и, опустившись на колени, спокойно проговорила:

— Прости меня, Веня, я была не права. Я ошиблась. Я тупая блядь.

— Я тебе не верю, — снова сказал он. — Ты не смотришь мне в глаза. Не вижу раскаяния.

Все это время ее взгляд не поднимался выше его груди. На Харине такая белоснежная рубашка, что можно ослепнуть.

Давя в себе внутри волну протеста, тошноты и омерзения подняла глаза выше.

Мощная шея. Твердый подбородок. Противные тонкие губы.

Чересчур загорелое лицо, на котором серые, будто выцветшие глаза, смотрелись инородно и жутко.

Глядя в эти нечеловечески холодные глаза, она еще раз повторила, но уже чуть дрогнувшим голосом:

— Прости меня, Веня, я была не права. Я ошиблась. Я тупая блядь. Я больше не буду тебе перечить.

— Вот теперь верю. Кто он?

— Кто? — переспросила тупо без эмоций.

— Тот, с которым ты трахалась. Или он был не один?

Прежде чем ответить, бросила взгляд на брата. Веня тоже посмотрел на него.

— Я не знаю его. Это было один раз, я была пьяна.

— Как глупо. Вульгарно. Как последняя шлюха. Тогда ты и переживать не будешь, если мальчик будет слегка наказан. Он же поступил плохо. Взял не свое. Так делать нельзя, — внушительно говорил, с удовольствием отметив волну дрожи, которая прошибла Маринку с головы до ног.

— Не трогай его. Зачем он тебе?