Мажор

— И как ты теперь? — спросила Юля, устраиваясь на моем плече.

— Встречу завтра внучку дяди Жоры, передам ей дела, а там посмотрим.

— К Солнцеву подашься?

— Не знаю еще, честно. А ты чем займешься?

— Знакомые в столицу зовут, обещают на хорошее место пристроить. Чуть ли не в императорскую резиденцию.

— Что за такие знакомые? — приревновал я.

— Старые знакомые, которые знают меня еще до… до всех событий. Не хочешь поехать со мной?

Отрицательно покачал головой — в Петербург не тянуло. А уж в императорскую резиденцию, где полно магов, способных увидеть мою «мантию» — и подавно.

— Я так и не спросил: а как ты с документами вывернулась?

Девушка попыталась уйти от ответа:

— Грустная история…

— Да у нас тут вообще веселье так и плещет! — усмехнулся я на ее отговорку.

Вздохнув, Незабудка рассказала:

— Когда я была маленькой, родители из деревни дальнюю родственницу в дом взяли. Хорошая девушка была — добрая, работящая. Мы с ней с десяти лет вместе росли. А потом ее губернаторский кортеж сбил. Не насмерть, умерла она потом, через неделю. Мучилась страшно! Я, когда Кучумова повесили, так напилась! — злорадно призналась Незабудка, — Танцевала на столе от радости! Чтоб ему черти в аду кипящего масла не жалели! — от души прокляла наемница покойного князя-губернатора, — Когда Юлю хоронили, ее документы затерялись, нашлись только потом — отец их зачем-то забирал, уже не помню зачем, а на место не вернул. Вот по ее паспорту я теперь и живу.

Пожалуй, впервые я мог верить ей на сто процентов — эта история в отчете Циркуля фигурировала как один из возможных мотивов для дальнейшей террористической деятельности Лили. И тогда понятно, почему мне она назвалась Юлей — скольки-то-юродную сестру так и звали.

— Давай спать! — зевнула подруга, — У тебя завтра тяжелый день. Надо сил набраться.

Спозаранку жилой этаж оккупировала баба Шайда, приведя с собой кучу знакомых и незнакомых соседок. Сначала женщины долго и слезливо мне сочувствовали, а потом развели суету. Своей подготовкой к печальному мероприятию они заняли все свободное пространство, уже вскоре выжив меня в закрытую лавку. Ближе к одиннадцати подтянулся Рустам, поразив необычайно респектабельным видом. Разглядывая преобразившегося охранника, с изумлением отметил, что он не намного меня и старше — борода, которую он сегодня утром кардинально сбрил, раньше добавляла ему лет десять, тогда как сам он едва ли разменял четвертый десяток. Ровесник Санни, плюс-минус год. И даже симпатичный: не красавчик, но без буйной растительности на лице ему явно было лучше.

— Поехал я, часов в шесть вернусь.

Выдал ему копию свидетельства о смерти и денег на дорогу. Потоптавшись, охранник поднялся переговорить с бабулей, а потом вышел на улицу снова через магазин.

Только успел настроиться подремать за конторкой, как зазвонил звонок. Ожидая увидеть на пороге забывшего что-то Рустама, распахнул дверь, но наткнулся взглядом на Хака.

— Скорбим? — незваный гость оттеснил меня с порога, по-хозяйски ввалившись в заставленный рухлядью зал.

— Не работаем сегодня, — хмуро начал я его выпроваживать.

— И завтра не будете, — не смутился молодчик.

— Хак, не работаем! — ссориться с ним настроения не было — ни на что вообще настроения не было, в том числе и заниматься хоть какими-то делами.

— Помянем Креста? — неожиданно предложил мужчина, выставляя на прилавок литровую бутыль мутного пойла.

— Помянем, — вдохнул, соглашаясь.

Про себя я давно выяснил, что являюсь осторожным трусом, не склонным ни к авантюрам, ни к приключениям. Если честно, то чуть ли ни с самого начала путешествия мне хотелось вернуться в наш старый дом в Николаевске и зажить той тихой спокойной жизнью, против которой я так выступал два года назад. Увы… Зато после всех приключений распивать неизвестный напиток из рук вора при всем показном смирении проходило у меня по графе «идиотизм», поэтому выставил напротив самогона заныканный под стойкой для особых клиентов коньяк. Зимняя утрата пояса с деньгами и чемодана с приличными шмотками после глотка чего-то подобного «за Рождество» еще не выветрилась из памяти. Не думаю, что Хаку интересны копейки, лежащие в кассе, но кто за него поручится? Я — точно нет.

К тому же настораживал его собственнический взгляд на товар, на обстановку… и на меня. Складывалось ощущение, что они с бабой Шайдой родственники — та тоже в последние дни почти не скрывала хозяйских замашек. Ни квартира, ни лавка не являлись моей собственностью, но ёпта! Дядю Жору еще похоронить не успели!

Выпили, не чокаясь, каждый свое, помолчали. Визитер, если его и покоробила моя демонстративная недоверчивость, виду не подал.

— Разговор есть.

— Догадался.

— Видишь ли, Кефаль, — от прозвучавшего прозвища я вздрогнул, что не укрылось от внимательного взора моего визави, — У нас с Крестом были свои дела, «скромный гешефтик», как он любил выражаться.

Пожал плечами. Покрутившись здесь несколько недель, я быстро понял, что дядя Жора никак не мог держаться на плаву за счет легальной торговли.