Меч и ятаган

Следующий день начался с проливного дождя и холодного северного ветра. Насрид и его люди стояли по колено в грязи. Его шелка были такими же размокшими, как и их боевой дух. Шум бури заглушал звуки битвы, к которой они должны были присоединиться. В этот день ни у кого из его воинов не было настроения сражаться. Насрид зарубил одного мечом, но на самом деле знал, что это не метод. Тогда он закрыл глаза и мысленно вызвал образ Искандера, его могущественного и наводящего ужас лалу, как тот сидит верхом на своем могучем ахалтекинце среди руин константинопольского Ипподрома. Искандер, идеальный османский воин, гарцующий на благородном коне и побуждающий своих пажей идти в бой, обучающий их в те славные дни в Топкапы, как следует жить и умереть за султана, за веру. Война жестока. Война разрушает. Но есть в ней исступленный восторг, с которым не сравнится вся последующая жизнь.

Теперь Насрид вспомнил голос Искандера, твердость его духа и, размахивая ятаганом, призвал своих воинов вновь присоединиться к битве.

– Бог велик! – гремел он.

Лил дождь, в угольно-черном небе сверкали молнии. Насрид видел очертания неверных сверху на оборонительных сооружениях. В этот день по приказу великого магистра они вооружились арбалетами, поскольку в такой дождь огонь бессилен. Однако великий магистр ошибся. Огонь имел силу и в такой день, если это был внутренний огонь, огненный дух, огонь любви к Богу, священное пламя, поглощающее даже арбалеты: огонь за султана, огонь за пророка, огонь, какого еще не видела земля.

Когда ты будешь умирать на поле боя, зная, что гибнешь во славу Аллаха, ты исполнишь танец в собственной крови, уверенный в том, что будешь восседать в раю рядом с пророком…

Воины Насрида бросились в атаку. В них наконец разгорелась воинственная страсть, подогреваемая его голосом, заглушающим шторм, голосом самого Бога, призывающего их идти навстречу Его славе.

– Аллах велик! – взревели они все как один, так же как пажи кричали тогда на Ипподроме. В их венах пульсировала страсть самого Искандера, когда они снова ринулись на стены.

Тем холодным утром они, скользя, пробирались сквозь грязь, кровь и смерть, с криками рассекали дождь, неся свой священный огонь в реку стрел, выпущенных из целого леса стальных арбалетов.

И вот так, во славу Аллаха, Насрид был убит стрелой в грудь, и исполнилась его заветная мечта – оказаться рядом с пророком.

Мария с трудом передвигала ноги. Днем она работала на стенах, а по ночам в обержах или лазарете. После нескольких недель изнурительного труда она двигалась исключительно на адреналине.

Она уже два дня не видела Кристиана – с того самого момента, когда под французской куртиной разорвалась мина. Мария в отчаянии ходила от поста к посту, спрашивая, не видел ли кто де Вриса. Никто не видел. Постояв на груде щебня, Мария поняла, что отказывается верить, будто он погребен под обломками, как и многие другие. Это просто невозможно. Она искала в лазарете и обержах. Ходила на руины отцовского дома, думая, что, возможно, он там, ждет ее.

Но там Кристиана не оказалось.

И отца тоже.

Она прошла всю стену вдоль Калкара-Крик, рискуя попасть под огонь снайперов, засевших на склонах Сальвадора. Заглянула в итальянский оберж, где располагалась небольшая клиника, теперь оставшаяся совсем без врачей. Мертвые лежали в куче, умирающие – длинными рядами. Кристиана среди них не было.

Она жила надеждой. Возможно, его вызвали в Сенглеа. Никто ведь не мог знать точно? Возможно, он заболел и где-нибудь отдыхает. Возможно, возможно…

Время близилось к полуночи, когда она оказалась в затемненном коридоре некогда процветающего лазарета. В одной руке она несла фонарь, в другой – ведро с водой. Раненые занимали все пространство коридора. На каждой койке было по два-три бойца. Рыцари лежали среди простых солдат, не требуя и не получая никакого лечения. У каждой койки Мария останавливалась, наклонялась и подносила черпак к губам пациентов. Некоторые были уже мертвы, иные без сознания. Докторов совсем не осталось, лечить было некому.

Нередко попадались раненые, которые хотели, чтобы их выслушали или, наоборот, что-нибудь рассказали. В Мдине, поведал ей один, турки были одурачены с помощью гениальной уловки: губернатор переодел женщин в солдат, чтобы враги решили, будто гарнизон полностью укомплектован. Защитники Мдины извели остатки пороховых запасов, чтобы заставить турок поверить, будто у них еще полно боеприпасов. Турки, фыркал он от смеха, заглотили наживку целиком.

– Нам бы еще несколько денечков продержаться, – шептал он. – Всего пару деньков, и помощь обязательно придет.

Он сжал ее руку и умер с надеждой на устах.