Меч и Крест

– Я, как никто другой, понимаю вас, Раймунд! Вот уже более десяти лет, как я веду непрекращающуюся войну с мусульманами на Сицилии. И ценю и поддерживаю, ваши благородные и святые замыслы! Но в чём-то, прав и ваш брат – рано или поздно, но мужчине надо жениться. Хотя бы только для того, чтобы не пресёкся его род, чтобы жена, нарожала ему воинов, которые продолжат наше дело тогда, когда мы сложим свои головы в борьбе с неверными и когда Господь призовёт нас к себе. Эта война, которую мы, христиане, ведёт с язычникими, распространяя нашу святую веру по всему свету, не на один год, и не два. Она уже тянется веками, и один Господь ведает, сколько ей ещё продлиться.

Раймунд прислонил копьё к дереву и сняв шлем, потёр лоб.

– Хорошие слова, господин герцог. Я запомню их. Признаться, я об этом как-то и не думал.

– Вы ещё молоды Раймунд, горячи, и, для чего же ещё нужны старики, как не для того, чтобы наставлять молодых, делиться с ними своим опытом и знаниями? Так отец, передаёт свои умения своему сыну. У моего брата, Великого графа Сицилии Рожера, есть дочь Матильда, которая станет для вас превосходной женой. (Сестра-близнец Матильды – Фландина, уже была замужем за Гуго из Жерзы, присходившего из богатого и знатного рода в графстве Мэн). Мало того, породнившись с моим братом, вы сможете объединить свои усилия, и только подумайте, граф, что вам даст, чего вы достигнете, при союзе Тулузы и Сицилии!

Граф Раймунд де Сен-Жиль, опустив голову, покачивал ею, вообще не обратив внимания, что вместо дочери герцога Апулии, ему предлагаёт в жёны дочь графа Рожера. А какая разница, Сибилла или Матильда? Ведь жена, по теперешним помыслам графа Раймунда, нужна мужчине лишь для того, чтобы он смог продолжить свой род, сам же всецело занятый великими замыслами. (Раймунд де Сен-Жиль, ранее уже был женат на своей двоюродной сестре Эрменгарде Прованской, и от неё, у него был уже взрослый, пятнадцатилетний сын Бертран. Но по настоянию церковников, Раймунд развёлся с Эрменгардой из-за близкой степени родства, и Бертран был объявлен незаконнорожденным).

– Да, господин герцог, я согласен с вами. Передайте вашему брату, что я готов взять в жёны его дочь.

Роберт отвернулся, скрывая довольную улыбку, и едва не прозевал вылетевшего из кустов вепря. Он, взбешённый и напуганный, пёр прямо на безоружного графа де Сен-Жиля. Раймунд, поздно заметив опасность, потянулся за висевшим на бедре мечом, хаотично соображая, что он не успевает, что вот сейчас, вепрь пропорет его своими огромными клыками, стопчет, начнёт рвать и метать его тело. И прощай великие замыслы и стремления! Но Роберт, гикнув, выскочил из-за кустов, отвлёк внимание зверя на себя, и когда тот остановился, мастерски метнул копьё, пробившее вепрю сердце. Кабан вздрогнул, заревел, сделал ещё несколько шагов, и повалился на бок.

– Славная охота! – промолвил Роберт оттирая со лба испарину, и улыбнулся графу де Сен-Жиль.

Радость его ещё больше усилилась, когда у ворот Бари его встретил Бьёрн де Бриан.

– Роберт, я готов служить тебе и твоему сыну!

Глава двенадцатая

Вот уже несколько лет, как племянники Роберта Гвискара, Роберт де Лорителло и Вильгельм ди Тиролло (сыновья Готфрида Отвиля от 1-го брака), расширяя свои владения, захватывали всё новые и новые земли в Абруццо (обл. в центр. Италии на восток, северо-восток от Рима), далеко выходя за пределы Апулии. При жизни Александра II, Рим терпел, но Григорий VII, не собирался с этим мириться. Вызывал его тревогу и союз Гвискара (посредством брака его дочери Эммы) с североиталийским родом Алерамичи из Савоны и договор с Ричардом Капуанским.

– Окружают! Словно волка обкладывают со всех сторон! Но у волка, есть зубы! Я, покажу им, как умею кусаться и грызть! Папа Николай II, благоволил этим козлам, пошёл им на уступки и дал большие привелегии, но я не такой! Я заставлю весь мир, подчиняться Святой апостольской церкви! А кто не подчиниться – уничтожу!

Решил новый папа, обратить свой взор и на восток. Именно там, казалось ему, сейчас, после разгрома под Манцикертой, рухнувшая на колени Византийская империя, как никогда, нуждается в помощи и защите. И он направил в Константинополь своих легатов, с требованием подчинить греческую церковь Риму, в обмен на военную поддержку западного мира.

Горячо и неудобно было двадцатитрёхлетнему императору Михаилу VII на троне. Такой вожделенный императорский пурпур, жёг тело и казался тяжелее доспехов. Обученный риторике, богословию и писанию стихов, Михаил VII ничего не мог противопоставить сельджукам, захватывающим всё новые и новые территории в Малой Азии, в Сирии и Палестине. В Константинополе, и особенно на окраинах империи, власть императора ослабевала с каждым днём. Ворчали недовольные, поднимая знамя восстаний. Печенеги и мадьяры, терзали границы, и всего за два года, Византия потеряла значительные земли и на Балканах. Инфляция, рост цены на хлеб, вызывало буйство константинопольской черни, которая, со всё возрастающей ненавистью, поглядывая на Влахернский дворец императора и на роскошные дома знати.