Меч и Цитадель

Я вновь взглянул в сторону черкаджи. Арсинойтерии наделены от природы парой изрядной величины рогов, но не торчащих в стороны, подобно бычьим, а расходящихся наподобие растопыренных человеческих пальцев, указательного и среднего. Как мне вскоре довелось убедиться, на врага они мчатся, склонив голову и опустив рога чуть не вровень с землей, а в остальном все вполне совпадало с рассказом Дарии. Черкаджи сплотили ряды и вновь с быстротой молнии хлынули вперед, изготовив к бою тонкие копья и мечи с раздвоенными лезвиями. Следом за ними, далеко отстав от их быстрых скакунов, склонив темно-серые головы, подняв кверху хвосты, грузно двинулись арсинойтерии, а полногрудые, смуглолицые девушки встали под балдахинами на спинах огромных зверей во весь рост, держась за их сверкающие золотом опоры. Судя по позам, бедра их не уступали пышностью вымени дойной коровы, а округлостью – стволу дерева.

Атака увлекла их сквозь гущу боя и далее – но не слишком далеко – в глубину шахматной доски. Асцианские пехотинцы обдавали бока арсинойтериев струями пламени (должно быть, с тем же успехом они могли бы прожечь роговой панцирь или кирасу из кюрболи), взлетали в воздух, пытаясь вскарабкаться на их массивные головы, цеплялись за темно-серую шкуру, но все напрасно. На выручку Дщерям Войны устремились черкаджи, и вскоре шахматная доска, дрогнув, качнувшись взад-вперед, утратила одну из клеток.

Наблюдая за полем боя издалека, я вспомнил, как представлял себе битвы чем-то наподобие шахматных партий, и, кажется, кто-то неведомый где-то в ином месте, строя планы на будущее, неосознанно поддался влиянию схожих мыслей.

– Ну не красавицы ли? – поддразнивая меня, продолжила Дария. – Их отбирают в двенадцать лет, кормят медом и чистым маслом. Я слышала, их тела так нежны, что им на землю не лечь, не оставшись сплошь в синяках. Поэтому спят они только на мешках с пухом да перьями, которые всюду возят с собой. Если мешки теряются, этим девицам приходится спать в жидкой грязи, повторяющей формы тела, а приглядывающие за ними евнухи подливают в грязь подогретое на огне вино, чтоб подопечные не зябли во сне.

– Спешиться нужно, – заметил Месроп. – Дестрие поберечь.

Однако мне так хотелось поглядеть на сражение, что спешиваться я не стал, хотя в скором времени из всей бакелы в седле не осталось никого, кроме нас с Гуасахтом.

Снова отброшенные назад, черкаджи угодили под беспощадный огонь невидимой вражеской артиллерии. Пельтасты припали к земле, прикрывшись сверху щитами, а из лесу на северном склоне долины выдвинулись новые каре асцианской пехоты. Казалось, им не будет конца, как будто ряды врага пополняются по волшебству, сколько его ни бей.

Едва черкаджи устремились в третью атаку, это ощущение только усилилось. Один из снарядов поразил арсинойтерия, превратив и его, и прекрасную наездницу в кровавое месиво. Пехотинцы тоже принялись стрелять по девицам: одна из них рухнула с ног, а ее хаудах и полог над нею исчезли в облаке пламени. Каре пехотинцев неумолимо шагали вперед – по трупам в ярких одеждах, по тушам убитых дестрие.

Однако любой военный успех на каждом шагу может обернуться поражением. Выдвинувшись вперед, шахматная доска подставила нам фланг первого из наступавших каре, и мы, к совершеннейшему моему изумлению, получили приказ сесть в седла, выстроиться в шеренгу и мчаться наперехват, вначале рысью, затем кентером и, наконец, под дружный рев медных глоток греслей – галопом столь быстрым, что встречный ветер едва не срывал со щек кожу.

Если черкаджи считались легковооруженными, то мы были вооружены куда легче, но наш удар оказался колдовством гораздо более могущественным, чем песнопения союзных нам дикарей. Ураганный огонь наш прошелся по отдаленным рядам врага, словно коса по пшеничному полю. Слыша грохот копыт за спиной, я, дабы меня не опередили, подхлестнул пегого поводом, но тщетно: спустя какой-то миг мимо – огненно-рыжие волосы развеваются за спиной, в одной руке контос, в другой сабля, щеки белее пены на боках дестрие – промчалась Дария. Тут я и понял, что положило начало обычаям черкаджи, и еще быстрей погнал вперед пегого, чтоб уберечь ее от гибели, хотя Теклу мысль эта рассмешила до слез, затуманивших мой взгляд.

Бег дестрие не таков, как бег обычных зверей, – они скользят, стелются по-над землей, словно пущенные из лука стрелы. На миг огонь асцианской пехоты в полулиге от нас встал перед нами стеной, однако еще миг – и вот мы среди них, а ноги скакунов по колено в крови. Казавшееся монолитным, словно каменная плита, каре обернулось всего лишь толпой коротко стриженных солдат с огромными щитами в руках, нередко, стремясь поскорее покончить с нами, паливших в своих же товарищей.