Подобные схватки – занятие в лучшем случае глупое, но и в бою без кое-каких знаний не обойтись. Первая, главная премудрость боя гласит: численность сказывается далеко не сразу. Начало боя всегда есть противостояние индивидуума одному-двум противникам. Тут нам помогли одержать верх дестрие – не только благодаря росту и весу, но и потому, что обучены были кусаться и бить врага передними копытами, а удара столь сокрушительной силы ни одному человеку, кроме Бальдандерса, не нанести даже булавой.
Мой контус рассекла надвое струя пламени, но, бросив его, я продолжил разить врага, рубя фальшионом – налево, направо, налево, направо – и даже не замечая, что вражеский выстрел располосовал мне бедро.
Наверное, лишь зарубив около полудюжины асциан, я заметил, что на вид они все одинаковы – не то чтоб на одно лицо (подобно солдатам из некоторых частей нашей армии, которые вправду друг другу роднее братьев), но будто бы любые различия между ними случайны и незначительны. То же самое я наблюдал и среди пленных, когда мы отбили у асциан захваченную ими стальную повозку, однако тогда на меня это отчего-то особого впечатления не произвело – не произвело, но весьма впечатлило теперь, среди безумия битвы, показавшись неотъемлемой его частью. Обезумевшую толпу врагов составляли и мужчины, и женщины, отличавшиеся от мужчин только маленькими, но изрядно обвисшими книзу грудями да ростом на полголовы ниже, а больше решительно ничем. Куда ни взгляни, всюду одно и то же – огромные, сверкающие диким огнем глаза, едва ли не наголо остриженные головы, изнуренные голодом лица, разинутые в отчаянном крике рты да жуткий оскал неожиданно крупных, далеко выступающих вперед зубов.
Подобно черкаджи, мы с боем откатились назад, оставив каре изрядно потрепанным, но несокрушенным. Пока наши скакуны переводили дух, асциане сомкнули ряды, прикрывшись стеной сомкнутых, блестящих металлом щитов. Внезапно один из копейщиков рванулся вперед, покинул строй и, размахивая оружием, со всех ног побежал в нашу сторону. Поначалу я счел его выходку обычным бахвальством, а когда он приблизился (ибо обычный человек бежит много медленнее, чем дестрие), решил, что асцианин вознамерился сдаться. Наконец, подбежав к нашему строю почти вплотную, он выстрелил, но тут же пал, срезанный ответным выстрелом одного из контариев. В конвульсиях асцианин метнул вверх пылающее копье, и в моей памяти навеки запечатлелась дуга, описанная им на фоне темно-лазурного неба.
Тут ко мне рысью подъехал Гуасахт.
– Глянь-ка, здорово тебя зацепило. Еще атаку выдержать сможешь?
Чувствовавший себя крепким, как никогда в жизни, я так ему и ответил.
– И все-таки ногу лучше перевяжи.
Обожженная кожа растрескалась, из раны обильно сочилась кровь. Не получившая ни царапины, Дария помогла мне перевязать ногу.
Атаки, к которой я приготовился, так и не состоялось. Вскоре мы совершенно неожиданно (по крайней мере, для меня) получили приказ развернуться кругом и рысью направились на северо-восток, к просторной, покатой равнине, поросшей жесткими, полными шорохов травами.
Дикари куда-то исчезли, а их место на фланге, ставшем теперь для нас фронтом, заняли новые силы. Поначалу я принял их за кавалерию верхом на кентаврах – созданиях, изображения коих не раз попадались мне на страницах книги в коричневом переплете: над человеческими головами скакунов возвышались плечи и головы всадников, у тех и других имелось по паре рук. Однако, когда они придвинулись ближе, я разглядел, что все далеко не столь романтично. Вблизи кавалеристы оказались попросту очень маленькими людьми – по сути, карликами, восседавшими на плечах товарищей, людей, как на подбор, изрядно высокого роста.
Двигались мы почти параллельно, но мало-помалу сходились. Карлики не сводили с нас угрюмых пристальных взглядов, а люди рослые не смотрели на нас вообще. Наконец, когда расстояние, разделявшее наши колонны, сократилось до пары чейнов, мы остановились, развернулись к ним, и тут я, охваченный небывалым ужасом, осознал, что эти странные всадники на еще более странных скакунах – асциане. Маневр наш должен был помешать им ударить во фланг пельтастам и вполне удался, в том смысле, что теперь для атаки им требовалось, если сумеют, пробиться сквозь наши ряды… вот только насчитывалось их, на глазок, тысяч около пяти – куда больше, чем нам по силам сдержать.
Однако удара не последовало. Остановившись, мы выстроились плотной, стремя к стремени, шеренгой, а карлики, несмотря на всю их многочисленность, занервничали, качнулись из стороны в сторону, словно вначале решив обойти нас справа, а потом слева, а после вновь справа. Но с первого же взгляда было ясно, что мимо им не пройти, если только часть их сил не свяжет нас боем с фронта, мешая ударить остальным в спину.