Меч Ислама. Псы Господни. Черный лебедь

– О, вполне уверена.

Ей не хотелось иронизировать. Он отправлялся туда, откуда не всегда возвращаются. Сама мысль об этом наполняла ее нежностью, она как бы заранее предвкушала печаль при известии о том, что Джервас убит. Маргарет сжалилась над ним и великодушно ответила на вопрос, который он не решился задать:

– Не думаю, что я выйду замуж за кого-нибудь другого, Джервас.

Сердце его готово было выпрыгнуть из груди.

– Маргарет! – воскликнул он.

Но тут, семеня ногами, явился Питер Годолфин и справился, почему ее светлость покинула гостей.

Джервас, проклиная его в душе, был вынужден ускорить прощание.

Но он был вполне удовлетворен и почтительно поцеловал ее тонкую руку.

– Эти слова, Маргарет, будут мне панцирем, – произнес Джервас и, словно устыдившись своего поэтического заявления, резко повернулся и вышел.

Глава III Рейд у Кале

Война началась отнюдь не сразу, как полагал Джервас. Разумеется, существовали веские причины, по которым ни Испания, ни Англия не могли принять бесповоротного решения объявить войну.

Король Филипп, подстрекаемый папой исполнить свой долг мирской карающей руки Веры и свергнуть с престола отлученную от церкви невестку, был кто угодно, но не безрассудный и своекорыстный дурак. Он, естественно, задавался вопросом, какую выгоду извлечет для себя из этого дня. Бог, Время и он сам – король Филипп любил размышлять о существующей между ними связи – были весьма медлительной троицей. Никаких надежд превратить Англию в испанскую провинцию вроде Нидерландов. Единственное, чего он мог сейчас добиться, – это посадить на английский трон Марию Стюарт. Политическим последствием этого акта стало бы укрепление французского влияния благодаря союзникам Марии Стюарт во Франции. Единственно, что оставалось Филиппу, чтобы избежать войны и извлечь выгоду для Испании, – это жениться на Марии Стюарт и разделить с нею английский трон. Но Филипп этого никак не хотел. Возможно, он заметил, что мужья королевы Шотландии плохо кончали. А потому зачем проливать испанскую кровь и тратить впустую испанское золото, если это прибыльно только для Франции? Так пусть этим займется король Франции, а не он, Филипп. Впрочем, к такой проблеме можно было подойти и с духовной точки зрения – восстановления в Англии истинно католической веры, что снова привело бы к ее духовному подчинению Риму. Стало быть, это дело Рима, и если папа так хочет перепоручить ему свое дело, пусть возмещает расходы. Но когда Филипп изложил свои разумные соображения папе, его святейшество великий Сикст V так прогневался, что принялся бить тарелки.

Такая ситуация сложилась в Испании осенью и зимой 1586 года.

Англия была безмерно далека от намерения объявить Испании войну, ведь Испания считалась в то время самой могущественной империей. Ее владения были огромны, богатства сказочны, а влияние колоссально. К ее услугам были неиссякаемые сокровища Вест-Индии, под ее знаменами сражались лучшие в мире войска. Бросить вызов такой империи было опасно, но поскольку опасность исходила от нее, то следовало готовиться к ее отражению, согласно старой римской пословице: «Хочешь мира – готовься к войне».

Этим и объяснялась небывалая активность на флоте и срочный вызов, полученный Джервасом. Строились корабли, муштровались команды, пополнялись запасы оружия, налаживалось производство пороха. Противоречивые приказы, шедшие от двора, отражали неуверенность в верхах. В понедельник поступал приказ мобилизовать флот, в среду объявлялась демобилизация, в субботу – снова приказ о мобилизации, и так все время. Но авантюристы, капитаны каперов, не обращали внимания на взаимоисключающие приказы. Они непрестанно готовились к войне. Возможно, сэр Фрэнсис полагал, что, если война и не разразится, работа для них все равно найдется: можно вырвать у Испании еще кой-какие перья из роскошного вест-индского плюмажа. Дрейк, без всякого сомнения, был в глубине души пиратом. И пусть Англия не укоряет его за это, а хранит о нем благодарную память.

В начале года картина резко изменилась: была казнена королева Шотландии. Дальновидные государственные мужи давно ратовали за ее устранение, полагая, что это положит конец не только заговорам и интригам тех, кто решил возвести на престол Марию Стюарт, а заодно и католическую религию, но и угрозе войны, разжигавшейся с той же целью.