От моих мужиков она пряталась, как от грозы небесной. Хоть Лугий один раз её оборонил от белобрысого увальня Хагена. Мне прежде галл бабником казался, охочим до пива и пустобрёхства. После поняла: они, мужики, пуще всего боятся, чтобы их не сочли лучше, чем они есть. Вот и маются дурью, напускают на себя видимость: «Я и такой, я и сякой! Неужели ты меня полюбить хочешь?» Прям потеха с них! Муж хорошо себя понимать должен, чтобы в дурного мальчишку не играть. Мой Марк не из таких. А Лугий любит почудить, буку состроить. Вот и Хаген такой же: с виду прост, а на уме много чего держит.
Хаген у моей вещуньи что-то вызнать хотел. Это и Визарий говорил, и сама я видала. Не любит он Белую Девку, но боится меньше, чем другие боятся. Хагенову сестру Гуннхильду я повидала тоже. Гордая, прямая, как стрела, непоклончивая – и как она с Рейном ладит? Вождь нравом крут, и на кулак скорый, а её не трогал, хоть и нет меж ними великой любви. Одно непонятно – зачем он её в жёны взял?
Но эти мысли все между делом были. Мне же хотелось приблизиться к странной вещунье и на родном языке с ней поговорить. Несчастная она девка, мне её жалко стало. Не сразу, правду сказать. Сперва я ей простить не могла, что она о глазах Визария говорила. Теперь я Мирину вдруг по-настоящему поняла: ох и ревнючий мы, бабы, народ! И не отняли у меня ничего, лишь поблазнилось, а уже не по-хорошему взъелась. Открыл же мне глаза случай, узнала, по ком чудная девка сохнет.
У Гейст от Рейна дочурка была. Славный такой звоночек лет трёх. Золотая головёнка и среди светлых готских малышей, как солнышко светила. Они и звали её по-своему – Гельд. А мать называла Златкой. Мужа таким дитём порадовать – чего счастливее! Только не было у Гейст мужа, и Рейну она непонятно кто. Хорошо хоть дитё признавал. Мамка от этого, знать, страдала, а малюхе хоть бы что: всё с улыбкой, всё лопочет что-то или поёт. А говорила Златка на удивление чисто, язык не коверкала. Умная девочка. Её ровесники только взапуски бегали, эта же могла сидеть где-нибудь за сараем, разложив немудрёные игрушки, и разыгрывать всякие действа. Мне нравилось глядеть за ней издали, представляя, как будут играть мои дети. Смешно сказать, я всё украдкой трогала живот, ожидая, когда там пошевелится мой сын.
У Златки были свои игрушки, она с ними представляла сцены, ровно в театре, который я сама впервые увидела в римском городе о прошлом годе. Любимцами в Златкиных играх были ладная соломенная куколка, именуемая Лучиком, и долготелесое корневище, схожее с человеком, которое девчушка называла Правым.
Соломенный Лучик скакал по тёсаной ступеньке на суковатой колючей загогулине.
- Что это? – спросила я баловницу.
- Волшебный Хорсов конь, - ответила она и поглядела на меня неласково – неужто я таких простых вещей не знаю?
Надо будет Лугию сказать, чтобы вырезал ей лошадку, он ловок с ножом – ложки там или что у него всегда выходили. Дитю игрушку вырезать – с него тоже не убудет. Изранится ведь корягой дитё!
Потом до меня дошло: она имя бога сказала, которое и мне памятно. И говорит Златка на том же языке, что и мамка её. На том языке, который я вспомнить хочу. Я не могла от неё так просто уйти!
- Расскажи мне про своего Лучика.
Девчушка пожала плечами, что тут, дескать, рассказывать:
- Лучик по свету ходит, мечом кривду со света гонит, золотой головушкой светит, девицу красную ищет. Найдёт – свадебка будет! – тут она улыбнулась, словно это было в сказке любимое место. А потом вдруг забормотала серьёзно. – Слово моё крепко будь: как нитка к веретену, так ты к дому моему!
Меня так поразил её ведовской приговор, я не сразу нашлась спросить:
- Что это ты делаешь, Златка?
Она снова посмотрела на меня строго и молвила:
- Так сказку надобно заканчивать. Не мешай! Иначе Лучик суженую не найдёт - не узнает. Так мамка завсегда говорит.
Я подняла голову и вдруг увидела Белую девку, стоящую у дальней стены сарая. И в глазах у неё стояла смертная тоска.
Лучик мечом кривду гонит, говоришь? Что же он, окаянный, ещё делает?! Присушил ведь Гейст, как есть присушил – когда успел только!
…Подошел Лучик к воротам. Хорс-солнышко только-только домой вернулся. Зори-зареницы его встречают. Поклонился Лучик светлому богу, рассказал о своём несчастии, да просит Хорса: «Светлый Хорс-солнце, ты каждый день по небу летаешь, всю Землю-матушку видишь. Посмотри, не видать ли где суженой моей?»
Отвечает ему светлый Хорс: «Посмотрю я, где твоя суженая, добрый молодец. Только сослужи и ты мне службу: конь мой верный, что каждый день меня по небу носит, по ночам убегать стал. Привязывать пробовал, запирать – сладу не стало. К утру прибегает. Ты бы проследил, куда он бегает, а я посмотрю, где твоя милая».