Однако разбудить Вадьку оказалось сложно. То есть просто невозможно. Но на этом его вклад в сегодняшний вечер не закончился: когда мы собрались ехать, выяснилось, что Вадим занял все заднее сиденье. Переполненные самыми добрыми чувствами к потерянному и вновь обретенному другу мы долго препирались, кто же все-таки не поедет. В конце концов мы с Ленкой просто ушли, прихватив пакет с моим щитом, предоставив Степану следить за Вадькиным телом во время транспортировки его домой. Сами же мы решили прогуляться немного пешком, благо домой было не очень далеко. Мы сговорились назавтра созвониться и на этом такой длинный день закончился.
Наутро я позвонил Павлу, но он не смог меня ничем порадовать: Вадим спал и добудиться его было по-прежнему невозможно. Договорились созвониться попозже.
Ленка тем временем решила навестить подругу. Я не стал спорить, а втихаря даже порадовался: я собрался заняться своим щитом. Вчера, по пути домой я купил двухлитровую бутыль "кока-колы" и замочил в ней свои железки. С утра проверил и удивился, настолько они отличались от вчерашних. Полностью, конечно, ржавчина не исчезла, но уже и не была главным украшением. Проводив Ленку, я слил "кока-колу" и принялся протирать железки, укладывая их в тот узор, который постарался запомнить в подземелье. Получалось не плохо, я имею в виду, что запомнил я, похоже, правильно.
Рисунок вышел странным. До сих пор я считал, что гербы на щитах рисовали, а не выкладывали из железа. Может и на этом щите когда-то было что-то нарисовано, но деревянная основа не сохранилась, а потому узнать доподлинно уже не удастся. Да и не это главное - рисовали или не только. Я с удивлением смотрел на получившееся изображение и думал: неужели подобное имело место в европейской геральдике? Впрочем, специалистом в этой дисциплине я себя не считал. Больше всего получившееся изображение напоминало схематично изображенного человека с протянутой рукой, в которой он держал нечто напоминающее сложно изображенную розу, выполненную наоборот с необычайной тщательностью. Вокруг фигуры было выложено два ряда металлических полос, по форме напоминающих гербовый щит. На этих полосах когда-то было что-то написано, но из-за ржавчины ничего невозможно было разобрать, так, отдельные буквы вперемешку с разновеликими кавернами. С полчаса я пробовал прочитать надпись, но кроме двух букв, расположенных на разных полюсах, так ничего и не смог разобрать. В конце концов я бросил это занятие, потянулся и принялся размышлять, чем бы заняться.
В итоге я решил пройтись по городу. Не по своему Ласнамяэ, а по старому Таллинну, по центру. Больной я на это: если уезжаю куда-нибудь из Таллинна, то уже через день сосет в груди и тянет обратно. Ностальгия, наверно.
Перед выходом я еще раз позвонил Паше. Новостей не было, все оставалось по-прежнему: Вадим спал и на внешние раздражители не реагировал.
Прибыв на место я сразу же поднялся на Тоомпеа и пошел не торопясь на свою любимую смотровую площадку возле Домского собора. Подошел к несостоявшемуся входу в подземелье и заглянул в колодец. Несколькими метрами ниже была заделана в стены толстая решетка и сверху уже успели накидать всякого мусора: пакеты от гамбургеров, сигаретные пачки, палые листья, какие-то ветки. Я хмыкнул, представив, что было бы, если бы мы решили лезть через этот лаз. Хорошо, что не решили!
На самой площадке почти не было народу: финны еще не проспались после четырехчасового вояжа из Хельсинки в Таллинн, самих таллиннцев тоже не было видно, единственно торговцы сувенирами обреченно ждали своих клиентов. Я все так же не спеша прошел вдоль выставки картин, какие-то пропуская мимо, какие-то разглядывая более внимательно. Особенно мне понравилась серия маленьких, не больше книжного формата, картинок, выполненных в оригинальной манере: те же Таллиннские виды, что и всюду, но цвета и манера рисовать были таковы, что возникало ощущение, будто картины написаны тогда же, когда были построены все те здания, которые нарисованы на картинах.
Я надолго застрял возле этих картин, настолько, что продавец начал коситься на меня неодобрительно, поскольку покупать я явно не собирался. Но и попросить меня не загораживать товар он тоже не мог, поскольку в радиусе пятидесяти метров не было никого, кроме нас с ним и еще пары торговцев. Из вредности я постоял еще несколько минут, а потом продефилировал дальше.