Меч князя Буй-тура

Как-то зимой вместе с ханом побывал Всеволод и в граде Тмутаракани, Таматархой вновь теперь называемом. До похода думалось, что в нем половцы заправляют. Оказывается, нет: греки тут всему голова. И власть городская у них, и торг, и стража градская. Но половцев пускают безбранно — не желают иметь в их лице врагов, желают видеть в них друзей, союзников.

«Вот я и попал в Тмутаракань, куда так стремился, — следуя верхом на коне вместе с ханом Романом по одной из узких улочек, мощенных булыжником и чисто убранных — даже снег тому не мешал, — грустно размышлял Всеволод. — И стоило ли из-за него класть русые главы северян и курян? — безмолвно спрашивал он себя. — Стоило ли приносить столько жертв, терпеть столько несчастий? — И сам же отвечал: — По-видимому, все же стоило».

Из далекой Руси, с берегов Десны, сей град на берегу моря, овеянный легендами, казался большим и грозным. Но на деле — городишко совсем небольшой, обнесенный невысокой каменной стеной. Правда, с пристанью, в которой, в связи с зимним временем, больших заморских судов видно не было.

— Ну, как тебе Тмутаракань? — спросил хан во время осмотра. Спросил со значением.

— Град как град, — отозвался вполне спокойно Всеволод. — Только каменный и малолюдный… Да еще какой-то холодный, неприветливый… Совсем не похожий на деревянные грады Руси, от которых и зимней порой тепло исходит.

— Малолюдный — это из-за нас, — самодовольно ухмыльнулся Роман Каич. — Боятся нас, половцев… Прячутся по домам своим… А что холодный да неприветливый — так это же зима. Ты бы на него летом взглянул — совсем иной вид! Шумный, пестрый, многоголосый…

— А еще — чужой…

— Что? — не понял хан.

— Да ничего, — ответствовал Всеволод глухо. — Это я так… сам с собой… мысли вслух…

Еще до пленения, с момента неожиданного окружения огромным половецким войском северских дружин, Всеволода нет-нет да и посещала мысль: а не было ли появление на их пути орды Карачума и ее довольно легкое поражение хитроумным планом хана Кончака, соперника Карачума, заманить их дружину в подготавливаемый заранее мешок окружения. Хотя гибель не сотен, а нескольких тысяч Карачумовых воинов, огромный полон, почти весь погибший в ходе дальнейшего сражения, говорили об обратном. Но мысль эта, однажды появившись, вновь и вновь возвращалась в голову князя. И чтобы освободиться от ее назойливости, однажды, когда хан Роман был в особо хорошем настроении, располагавшем к откровению, Всеволод, наконец, спросил его о том.

— Кончак, конечно, мудрый хан, — ответил Роман Каич, — но никто специально не заманивал вас в эту ловушку. Само собой все случилось. Все половецкие ханы только что сговорились о совместном походе на Русь, только собрались, как вы тут с дружинами, словно снег на голову. Вот, сославшись меж собой, и поспешили на вас. Да и разбили, если не забыл… — ощерился хан весело.

— Не забыл, не забыл… — поблек осенним листком Всеволод. — Лишний раз мог бы и не напоминать…

— Не обижайся. К слову пришлось…

— Чего уж там… — махнул дланью курский князь.

Вопрос был исчерпан. И докука, мучавшая его столько времени, в конце концов, разрешилась.

…Весной 1186 года стало известно о гибели Святослава Ольговича, князя рыльского, находившегося, как ведал Всеволод, в плену у хана Елдичука. Подвела князя его юная горячность и доверчивость. Молодые батыры Елдичука, с которыми сошелся Святослав Ольгович за время своего пленения, не ставя в известность своего хана, сговорились совершить баранжу на одно из становищ хана Кзака. Позвали с собой Святослава. Тому бы под благовидным предлогом отказаться — ан нет, согласился.

В одну из светлых лунных ночей совершили набег, да на их беду там оказался юный сын Кзака Бович со своими нукерами. Он-то и организовал погоню за друзьями Святослава. Произошла ночная сеча, в которой Святослав — так уж Господь, по-видимому, распорядился — сразил Бовича.

В Степи суд краток: жизнь за жизнь. Святослава и его друзей-батыров выдали головой Кзаку. Тот, не долго думая, Святослава казнил, приказав срубить его буйну головушку, а его совратителей, батыров половецких из стана Елдичука, так отстегали кнутовьем — камчой, что они более месяца не могли ни встать, ни сесть, так и лежали пластом в своих юртах, куда были доставлены родственниками после наказания. Полной мерой, наконец, отомстил хан Кзак роду Олега Святославича за все свои унижения и поражения.

Жалко было племянника, оказавшегося похмельем на чужом пиру, да что поделаешь — такова его планида, так ему, видимо, на роду написано… Приходилось только молча оплакивать да молиться за упокой его души.

Летней же порой в стан Романа Каича прибыла с малой дружиной и в сопровождении сотника Ярмила, полностью освоившегося с обычаями степняков и ставшего для них едва ли ни наипервейшим другом, княгиня Ольга Глебовна.

— Прости, княже, — развел руками сотник, смущенно оправдываясь, — ничего поделать не мог: сказала поеду… и поехала, как я ее ни отговаривал.