Меч князя Буй-тура

А между тем, благодаря стараниям княгини и сотника Ярмила, удалось выкупить, точнее, обменять не только значительное число бывших курских и трубчевских ратников, находившихся в плену как у Романа Каича, так и у прочих ханов, но и рыльских и путивльских. Получили свободу и многие старшие дружинники — бояре и дети боярские, томившиеся в половецком полоне.

Как сообщал постоянно снующий между Трубчевском, Курском и вежами хана Романа сотник Ярмил, курская княжеская дружина была восстановлена полностью и являлась твердой опорой его сыну Святославу, по-прежнему княжившему с его благословения в Курске, и княгине Ольге Глебовне. Увеличились дружины в Трубчевске, Рыльске и Путивле. О дружинах в Рыльске и Путивле заботился брат Игорь, в свою очередь получивший помощь от великих князей киевских Святослава Всеволодовича и Рюрика Ростиславича.

Эти сообщения радовали: порубежья Северского, Путивльского, Рыльского и Курского княжеств были надежно закрыты от половцев. За два года, последовавших после злополучного похода в Поле Половецкое северских дружин, ни разу больше копыто половецкого коня, стопа самого половца не поганили эти земли. В том числе и благодаря стараниям князя Всеволода Святославича. Частые же посольства, производящие обмен пленников, конечно, не в счет.

А вот у самого курского и трубчевского князя Всеволода Святославича с выкупом пока никак не получалось — сумма в 1000 гривен была по-прежнему неподъемной. И уступать тут хан Роман, несмотря на его благосклонное расположение к «кинязю-батыру», никак не желал.

«Что ж, подождем еще одно лето, — с горечью размышлял, оставаясь наедине с самим собой и своими не очень-то радостными мыслями, Всеволод. — А там, что Бог даст».

Несмотря на подмену клятвенного меча по желанию супруги своей, несмотря на ее явный намек на побег, бежать Всеволод, постоянно находясь под пристальным взглядом сотен, если не тысяч раскосых глаз, не торопился. Не хотел попусту подвергать опасности себя и доверившихся ему соплеменников, на которых в случае даже удачного побега, в чем Всеволод искренне сомневался, незамедлительно падет гнев хана и неминуемая кара. А еще нельзя было бросать на произвол судьбы священный клир, обосновавшийся в стане хана Романа.

Как вода капля за каплей камень точит, так и святые отцы, обосновавшиеся стараниями курского князя среди половецкой степи, подтачивали прежние устои, распространяя свет истинной веры, смягчая дикие нравы степняков. «Никак нельзя мне бежать сейчас, тем самым разрушая собственными руками, создаваемый мною же новый мир и новый храм, — приходил к выводу в своих размышлениях Всеволод. — Обождем еще чуток».

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

В пятницу, сразу после общей оперативки, начальник уголовного розыска Ветров Александр Александрович поспешил к начальнику криминальной милиции.

— Вижу, что-то новенькое появилось, — пожав руку и приглашая жестом присаживаться напротив себя, отметил Реутов появление Ветрова в своем кабинете. — Глаз-то горит! И ноздри, как у борзой, взявшей след, трепещут. Докладывай, не тяни.

— А что тянуть?.. Тянуть нечего. Мы не зря терпели со взятием подозреваемых. И наше терпение вознаграждено. Поступили первые расшифровки телефонных переговоров подруги Петрова…

— И?!.

— … И неплохие. Речь ведется прямым текстом о событиях в музее…

— Я же просил: не тяни!

— Не тяну, — расплылся в улыбке победителя Ветров. — Не тяну. Как следует из текста, в событиях участвовало не менее трех человек. Это без учета потерпевшего Петрова. Сама Штучкина Татьяна да ее знакомые Павел и Снежана. Похищенное, в том числе и меч князя Всеволода Святославича, сейчас находится у Павла…

«Ишь ты, — отметил про себя Реутов, — прогресс налицо: запомнил даже принадлежность меча. Молодец. Не то что оперок наш — «то ли буя, то ли тура». Молодец».

А начальник розыска между тем продолжал:

— Есть опасение, что попытаются избавиться от вещдоков… меча, фибул…

— Почему? — прищурился, настораживаясь, Реутов, явно заинтересованный новым поворотом дела.

— Да подруга закадычная Штучкиной, Александра, советует, — с готовностью пояснил Ветров. — Та еще сучка… — И пропел дурашливо, если, вообще, не цинично: — Мы с Тамарой ходим парой: одна Штучка, другая сучка.

— Это та, что из редакции? — Поморщился Реутов, не любивший пошлости.

В последние годы, в связи с всеобщей расхлябанностью и разнузданностью, коридоры милицейских учреждений, работающих на «земле», были переполнены не только жаргонами, что было всегда, но и пошлостью с нецензурщиной, ставшими яркой приметой нового времени. Сальные и похабные до невозможности, они резали уши даже самих работников милиции, в этих коридорах обитающих. Особенно старых служак.

— Она самая.

— Ишь ты!.. — произнес ничего не значащее для Ветрова восклицание начальник КМ.