Меч князя Буй-тура

Примерно в это же самое время или чуть ранее ее брат Владимир Глебович Переяславский с многими русскими князьями ходил на Орель-реку, где разбили орды хана Кобяка и многих других ханов, пленив самого Кобяка, а с ним еще несколько десятков знатнейших половцев и тысячи простых воинов.

Всеволод, по-видимому, в отличие от брата Игоря, ревностно относившегося к успехам переяславского князя, откровенно радовался удаче Владимира, не испытывая ни капельки зависти — уж такая была его открытая нараспашку душа, добрая, честная, возвышенная, не знающая уловок и хитростей. А потом, не беря ее с собой, зимой зачастил в Новгородок Северский с боярами, курским воеводой Любомиром, специально призванным им из Курска, и малой дружиной.

«Что-то затевают», — догадалась она, но расспрашивать не стала. Знала — придет срок, сам все расскажет, не утаит, не забудет поделиться думками своими.

Выяснилось все на Масленицу, когда Трубчевск был переполнен разноголосицей веселящегося народа, конским ржанием, заливистым беззлобным брёхом собак, которым в эти дни немало перепало если не блинов, то косточек от вареного мяса, чириканьем воробьев, уже чувствовавших приближение весны.

«Мыслим с братом и племянниками град Тмутаракань поискать… и княжество Тмутараканное», — разговевшись блинами с медком да маслицем, отведав горячего сбитня, умело приготовленного стряпухой Матреной, открылся Всеволод, когда остались вдвоем, пройдя в ее светелку, где в зыбке посапывал розовощекий Игорь.

Всеволод, раскрасневшийся от сбитня, в белой, вышитой ее руками, рубахе с расстегнутым воротником — в светелке жарко натоплено — в легкой праздничной епанчице, распахнутой по той же причине; волосы расчесаны гребнем и крупными локонами спадают до рамен, очи поблескивают, бородка кучерявится, на груди золотой крестик. Одно загляденье. Она в белом шелковом плате, увенчанном короной-обручем и диадемой, в голубом платье из плотной камки, поверх которого наброшена телогрея из алого бархата, отороченного по рукавам и полам мехом соболя. Шею обвивают несколько нитей с бусами. В основном из жемчуга. Но есть и ожерелье из янтаря. Золотисто-солнечное оно прекрасно смотрится на голубом платье в сочетании с алым цветом телогреи. Оба сидят на широкой дубовой скамье со спинкой, искусно украшенной резьбой, в которой цветы и листья переплетаются с диковинными птицами.

«Половец нами, русскими князьями, крепко бит и сильно напуган, — продолжает развивать свою мысль о походе к Тмутаракани Всеволод, — а потому вряд ли станет большим препятствием. Пришла, пришла пора…» — «Точно ли, витязь мой, пришла пора? Не рано ли»? — не то, чтобы сомневаясь, а больше для поддержания разговора, молвила она, присаживаясь к нему на колени и обнимая рукой за плечи-рамена, как любила это делать в молодости, еще до рождения деток. «Нет, не рано, — заверил супруг и пояснил: — Думаем не прямо через степь, старыми путями через Псел, Ворсклу и прочие реки идти, а окружно, по-над Доном, где они нас и ждать не должны». — «Хитро задумано», — провела она дланью ласково по начавшей курчавиться бородке Всеволода, искренне любуясь и гордясь им, таким большим, таким сильным и таким… добрым да доверчивым.

«То Игорь с Ярославной своей придумали… — поспешил поделиться Всеволод радостью за дружную и разумную семью брата. — Ярославна у него ведь за главного советчика — вся в родителя умом удалась. А тот ведь не зря прозван Осмомыслом — мыслящим за осьмерых. Ярославна — чисто Соломон в сарафане и убрусе… Ее так сам Игорь величает» — счел уместным пояснить с детским восторгом Всеволод.

«Да, Ярославна женка разумная, — согласилась она, ибо ее мнение по данному поводу полностью совпадало с мнением супруга. И тут же, заглядывая супругу в очи, добавила: — А кто кроме вас с Игорем еще идет в сей трудный поход»? — «Решили звать с собой черниговского князя Ярослава Всеволодовича с дружиной и ковуями — корень-то у нас единый: Ольговичи, — пояснил зачем-то мимоходом. Ведь понимал, что она это обстоятельство прекрасно знает. — Пусть потрудится на благое дело. А еще хотим взять братечича нашего, Святослава Ольговича, князя рыльского да сынов: Игорь — Владимира с Олегом, а я — Святослава. Владимир уже в походы хаживал. Теперь пора и Олегу со Святославом».