— Да по всякому… — почесал начавший лысеть затылок старшой из боянских воев. — Когда сюда добирались, видели: большинство стережется — веси пусты. Видать, по лесам да по яругам прячутся… благо, что зелень кругом. В двух шагах пройдешь — не увидишь! А кто-то, матушка-княгиня, и остался: надеются, что, авось, пронесет…
— А вы в своей крепостице что думаете делать, коли ворог подойдет? — Прищурилась княгиня.
— Думаем, как и все русские люди, носящие меч на стегнах, что как бы ни был ворог силен, но крепость нашу ему не взять! Спасибо князю Всеволоду Святославичу, добротно срублена. Постоим за Русь Святую. Отобьемся с божьей-то помощью… А нет, так ляжем до единого, но врата врагу сами не откроем. Мертвые же сраму не имут… — с достоинством ответствовал десятский.
И по тому, как он это говорил, сурово сведя густые черные брови над переносицей, как непроизвольно до белизны костяшек сжал дланью рукоять меча, княгиня поняла, что так оно и станется: защитники боянской крепостцы скорее лягут костьми, но ворогу врат не откроют.
— Тогда храни вас Бог! — Перекрестила Ольга Глебовна десятника-бородача и его товарищей. — Возвращайтесь и постойте с братией своей дружинно за Русь святую, за жен своих, сестер младых да матерей престарелых. А мы здесь постоим… как сможем. Постоим, мужи курские? — обратилась она уже к курским воям.
— Постоим, матушка-княгиня, — ответили большинство курских ближних, бывших с княгиней. И только торговый гость Улеб, рябоватый прижимистый муж, невесть как затесавшийся в окружение княгини, засомневался:
— Без князя-то как постоять?.. Зело сумнительно…
— А у нас князь есть, — тут же одернула трусоватого Улеба княгиня с гримасой презрения и негодования, сменившей вдруг ее прежнюю скорбь по князю Всеволоду и его дружине.
— И кто же такой? — Задрал Улеб клин козлиной бородки и прищурил глаз с подначкой. — Не сынок ли, случаем?.. Ась?..
— Да, сынок, — подтвердила княгиня с достоинством и с уверенностью в правоте своего слова. — Наш старшенький, Святослав Ольгович. Чем не князь? Десятый годок пошел. Настоящий князь!
— А-а-а, — потянул разочарованно и с язвинкой Улеб, но договорить ему не дали.
— Ты, Улеб, жуй молча хлеб и не суй свой нос, который на троих рос да одному достался, в дела ратные, — вмешался Яровит, посчитав нужным поддержать княгиню в столь тягостный момент. — Запомни и таким же маловерам передай: у нас есть и князь… пусть и отрок пока. Есть и княгиня, Ольга Глебовна, что не менее важно. Есть и мужи, ратному делу обученные — сумеют и за град постоять, и народ в час трудный поддержать. А ты, как вижу, только в торговом деле хват, а как до брани — так и духом слабоват: не видя ворога уже медвежьей болезнью захворал и порты обмарал, — под одобрительный гомон курских мужей, продолжил он укорять Улеба. — Поэтому помолчи, пока тебя не пришибли как труса и вредителя нашему делу. Вот такой мой тебе сказ. А теперь вали-ка отсель с глаз. Да побыстрей! Не то точно зашибу, жук тя лягни, божья коровка забодай, как любил говорить наш воевода Любомир. Вали отсель…
«А еще так говаривал супруг мой любезный», — загорюнилась до сердечной рези княгиня, услышав любимую присказку Всеволода, но виду не подала. Не престало княгине на людях горе свое выказывать, тем паче в час опасности, тем паче княгине, названной в честь Ольги Святой, которая смогла отомстить убийцам мужа. И она, княгиня курская и трубчевская, Ольга Глебовна, как и ее далекая прабабка, сумеет постоять и за себя, и за детей своих малых, и за народ, судьбой ей врученный. А по возможности должна еще и за супруга ворогу отомстить.
Меж тем, боянские гридни, не мешкая, вскочили на приуставших коней и легкой рысью направились в обратный путь — оберегать крепостицы от ворога. Раненого воеводу Любомира отнесли в его подворье, куда поспешили несколько старух, ведающих в хворях и травах от них, а также рудамет и костоправ Якимша, белый, как лунь, дед во сто лет, сгорбленный чуть ли не до земли, но жилистый да живучий, и настоятель храма Николы Угодника, отец Никонор. Надо было, во что бы то ни стало, хоть заговорами, хоть травами, хоть молитвами поднять «на ноги» воеводу. Град в свете надвигающейся опасности требовал умелого и опытного ратоборца, да и расспросить его о походе и печальной судьбе князей и северского воинства не терпелось.
«Пока воеводу отварами пользуют, пока же ворога не видать, и пути свободны, нужно послать вестников в Рыльск и Путивль, — решила Ольга Глебовна, отголосив уединенно по несчастному мужу и воинству русскому, облегчив слезами душу свою и осушив затем очи, так как слезами горю не поможешь, — чтобы поведать о судьбе князей их, чтобы предупредить о беде надвигающейся».