Меч князя Буй-тура

«Вражеские шеломы готские трещали как скорлупа ореха под его богатырскими ударами. И не хватало Буй-туру нашему, Всеволоду Святославичу, оружия — ни палиц, ни копий, ни топоров. Мечники и отроки едва успевали свои подавать! А меч свой он еще в первый день иззубрил — слабоватой закалки меч-то оказался, — сказывал со слезами в очах Любомир. — А вот как он в полон угодил, не ведаю, ибо к тому времени уже порубанным в беспамятстве лежал на сырой земле половецкой».

Знала она и о том, что половцы уже были готовы для похода на Русь.

«Уж слишком много их в одночасье явилось, — объяснял это обстоятельство курский воевода. — Тысяч так тридцать, а то и более… Видимо сами уже о набеге помышляли и приготовились… Да тут воинство наше им как снег на голову — пришлось с набегом повременить, сражаясь с нами. Зато теперь руки у них развязаны. Кинутся непременно. Только вопрос: единым кулаком или же растопыренными пальцами. Ежели кулаком, единой своей поганой силой, то беда. Большая беда всем русским землям… Но если, Божьим промыслом, растопыркой, желая как можно больше охватить, то отбиться от них вполне возможно. Села и веси, конечно, пожгут, не без того, но градов взять не смогут. Не по зубам им грады наши, особенно детинцы».

Так рассуждал израненный курский воевода, так восприняла все это княгиня, высказав догадку, что половцы все-таки разделились.

— Истинно так, княгиня, — поддержал ее во мнении посадник Яровит, погладив дланью, видимо, для солидности, браду свою. — Именно так.

Поддержал и воевода Любомир, кивнув согласно головой. Он был еще очень слаб, но нашел в себе силы встать на ноги и быть при княгине.

— Как мыслите, мужи, отобьемся? — Голос княгини был тих и насторожен.

— От этих, княгиня, отобьемся, — был тверд в оценке посадник. — Их не больше, чем нас за стенами града. Мы-то под защитой стен, а они все на виду. Пока будут по дороге ко граду подниматься, тяжелые самострелы, установленные на стенах детинца, их ряды изрядно прорежут. Собьют спесь. А там и лучники вступят в дело…

— И я, княгиня, того же мнения: отобьемся, — обмолвился и воевода, пристально наблюдая за действиями половцев, оставивших обезлюдевшую слободку в стороне и направлявшихся к мосту через Кур.

— Так там — вои, а у нас — смерды да посадский черный люд… — на всякий случай пытала княгиня мужей ратных, опытных в таких делах. Хотя град в любом случае надо было защищать.

— Ворог грабить да убивать пришел… полоном обогатиться… жук их забодай, божья коровка лягни, — с придыханием ответил на то Любомир. — Курчане же станут дом свой оборонять, жен, матерей, сынов, дочерей от смерти спасать… свою свободу, наконец… — потому будут драться до последней капли крови, до последнего вздоха, не щадя живота своего.

А Яровит, крутнув перстами ус, ибо не знал, как руки свои огромные занять, добавил:

— Не сомневайся, матушка-княгиня. Русы, особливо курчане, кто бы они ни были — смерды ли, посадские ли мужи, торговые ли гости, бояре ли — все к рати с первых дней своего рождения готовы. Живем-то на порубежье со Степью Половецкой. С Божьей помощью поратоборствуем.

— Спасибо, мужи, — сочла нужным поблагодарить своих наипервейших помощников княгиня. — Успокоили, сняли камень с души.

В городе сполошно ударили в набат — и все горожане, а также смерды из окрестных весей — мужи и женки, отроки и отроковицы, — схватив какое ни есть оружие: топоры, вилы, рогатины, косы, цепы, серпы, ножи, ухваты, вывороченные из дровней и дрог оглобли — все, чем можно было бить, рубить, колоть, резать и глушить — побежали к стенам. В помощь немногочисленным городским кметям и гридням княгини.

Но побежали не просто так, не перепуганным, очумевшим от страха, кричащим, вопящим скопищем, а разумно, к заранее указанным посадником и княгиней участкам городской стены. К своим десятским и сотским, которые уже знали, кого где ставить. У тех же курчанок и беженцев-селянок, у которых не имелось никакого оружия, в руках были деревянные бадейки с водой — гасить вражеские стрелы с горящей паклей, заливать пожары. Курск, высушив слезы о павших в Половецком Поле сынах своих, ощетинившись оружием и гневом, изгнав страх, приготовился к обороне.

— Что ж, мужи, — взглянув не только на посадника и воеводу, но и других ратных людей, ее сопровождавших, изрекла княгиня, — пора и нам. Наденем брони — и на стены к народу, чтобы видели, что мы с ним. И пусть Господь нам поможет в святом деле! — перекрестилась истово.

— Поберегись, княгиня, — пожелал посадник. — Мы и сами справимся.

— Поберегусь, — заверила Ольга Глебовна. — Но ежели что… то ваш стяг — княжич Святослав. Он ныне во главе двух десятков комонных кольчужных гридней — наш последний резерв, как говорят латиняне, или последний запас, как определяем мы. И быть ему там, где труднее всего будет сдерживать ворога. Детинец не мал, а посад еще обширней — тут только комонные и смогут быстро из края в край доскакать… — пояснила она свое решение.