Меч князя Буй-тура

— Не кручинься, брате, — приобнял Всеволод Игоря за косую сажень рамен. — Я хоть и не волхв Златогор либо Всеслав Полоцкий, признанный чародеем и кудесником, в одну ночь доскакивавший от Киева до Тмутаракани и вертавшийся назад, однако скажу: как бы ни сложилось хмуро в начале нашего похода, конец-то будет куда как светлее. К тому же ни я, ни мои вои, будучи в пути, такого знамения не видели. Так что оснований для кручины, как мне, брате, кажется, нет.

— А тут хоть кручинься, хоть не кручинься, а поход продолжать надо, — осторожно, чтобы не обидеть резкостью движений, освобождаясь от объятий, изрек Игорь. — Не возвращаться же нам с пути, не повидав врага. Не то, что люди, куры на смех поднимут…

Затем было неторопкое движение северских ратей, построенных в боевой порядок по безлюдной весенней степи, только что начинающей покрываться буйством красок. Восьмого мая, в четверг, высланные Игорем вперед легкие конные разъезды, возвратившись под вечер, когда пора было становиться на ночной отдых, донесли, что у реки Комариной, называемой половцами Сюурлий, стоят несметные орды половцев, приготовившихся к битве.

— Все мужи, от мала до велика, ездят в поле при оружии, а вежи свои, опаски ради, отослали далеко назад, — доложили разведчики князьям и воеводам, собравшимся на совет по слову Игоря. — Либо, князья наши, поезжайте без промедления, оставив сон и отдых для другого раза, либо возвращайтесь домой — неудачное для нас время…

— Откуда ж они сведали про нас? — то ли задал вопрос, то ли спросил сам себя вслух рыльский князь Святослав, услышав слова разведчиков.

Святослав Ольгович в свои восемнадцать лет порывист, словно вешний ветер, горяч, как костер. Его безусое лицо, в котором и следа от бабки-половчанки Аеповны не осталось, полно юношеской отваги, желания сеч и битв. Рвется в бой — удержу нет. Под стать ему и Владимир Игоревич, но присутствие отца заставляет его быть более сдержанным в речах и поступках.

— А в Степи глаза и уши повсюду, — заметил хмуро воевода ковуев Ольстин Олексич. — Коршун парит — видит, лиса бежит — слышит, мышка шуршит — чувствует. А раз коршун, мышь и лиса все видят и слышат, то и половцы тоже. И в первую очередь их шаманы, которым ведом язык птиц и зверей…

«Кому как не тебе, воевода, знать про то, — усмехнулся про себя Всеволод, заметив по поведению Ольстина, что тот не прочь и повернуть коней вспять. — Ведь вы, ковуи, с половцами одного корня-рода ягода — степняки». Но вслух молвил примерно то же, что совсем недавно ему рек Игорь:

— Если нам вернуться без битвы — то это хуже смерти будет!

— Вот именно, — подхватил Игорь. — Без сечи с ворогом повернуть домой — это позор на наши головы. А позор, как известно, для русского человека, тем пуще князя — хуже смерти, как уже заметил мой брат. Будем двигаться всю ночь, а там что Бог даст».

Стало понятно, что их поход к Тмутаракани давно уже не является тайной для половцев. Однако решение было принято, и северские рати, поддерживая боевой порядок, выслав вперед и по обеим крыльям боевые охранения, шестью полками двинулись далее, погружаясь в ночной мрак.

Невесомо-зыбкую ткань ночного неба усеяли веселые звездочки; смеясь и подмигивая то ли друг другу, то ли обитателям земли, закружили в небесной выси свой извечный хоровод под присмотром рогатого месяца — то ли их владыки, то ли всего лишь пастуха. Серебристо-голубоватый свет, истекаемый от месяца и звезд, бодрил и придавал сил ратникам двигаться вперед без видимой усталости. Этому же способствовала и ночная прохлада, забиравшаяся под доспехи и своей невидимой дланью отгонявшая дрему. Впрочем, бывалые дружинники, привычные к походной жизни, могли дремать и под легкую рысь, покачиваясь в седлах в такт конской поступи. А вот кони шли без передыху.

И в который раз Всеволод пожалел, что не смог вместе с курским воеводой Любомиром убедить Игоря в необходимости заводных коней. «Эх, жук тя забодай, божья коровка лягни, как любит повторять мой воевода, — сетовал сам себе он, — будь у нас заводные лошадки, совсем иной расклад был бы… А так выдохнутся наши комони раньше сроку, не дай Бог… Тогда беда».

Девятого мая к полудню на противоположном берегу реки Сюурлий увидели половцев, изготовившихся к битве. Не останавливая движение полков, Игорь распорядился продолжать движение.

— Только поддерживайте порядок и строй, — приказал строго он, вздыбив своего вороного коня, чтобы быть видным всему русскому воинству.

Стрельцы из луков и северцы, шедшие в челе Игоревой рати, прибавив шаг комоней, с ходу влетели в реку, взбурлив копытами коней ее тихие струи, подняв ввысь мириады радужных брызг, радужно засверкавших в лучах солнца, и покрывая илистое дно реки мутью.

Один из половецких отрядов на рысях бросился навстречу. Однако половецкие всадники, не доскакав, выпустили по стреле из луков и тут же повернули назад к основным силам.

— Вперед! — не останавливаясь, приказал, разрывая горло в неистовом крике, Игорь. — Вперед!