Мереваль выехал первым, но повернул со своими двумя сотнями на юг по большой дороге, и, когда мы добрались до перекрестка и двинулись дальше на восток, его отряд уже скрылся из виду. Нас было сто восемьдесят человек, из которых шестьдесят принадлежали к воинам Бритвульфа. Возглавляли их сам Бритвульф и Витгар, самый опытный из его бойцов. Дюжина слуг, коим предстояло отвести коней обратно в Верламесестер, сопровождали нас вместе с вьючными лошадьми, нагруженными бочонками с элем и коробами с овсяными лепешками. Мои немногочисленные дружинники, все на захваченных у западных саксов конях, скакали за мной. Остальную часть войска составляли мерсийцы, вызвавшиеся добровольцами под воздействием проповеди отца Оды. Священник тоже был с нами, хотя я и возражал против его общества.
– Ты поп, – сказал я ему. – А нам нужны воины.
– Вам нужно, чтобы живой Христос был на вашей стороне, – яростно возразил Ода. – И не только Он.
– Что, и другие боги? – подначил его я.
– Вам нужен восточный англ, – ответил священник, пропустив мою насмешку мимо ушей. – Вы собираетесь выдать себя за людей Этельхельма, но не знаете ничего о его восточных владениях, ни одного из держателей. А я знаю.
Тут он был прав и потому скакал вместе с нами, хотя отказался как от кольчуги, так и от оружия. При мне был простой длинный меч с ясеневой рукоятью. У клинка, выданного мне Меревалем, имени не имелось.
– Господин, это добрый меч, – заверил он меня.
Да, меч был добрый, но не Вздох Змея.
Добравшись до Лигана, мы повернули на юг. Витгар выслал вперед разведчиков, те сообщили, что в деревне, где находится переправа через реку, воинов в красных плащах нет.
– Корабля тоже, – добавил один из разведчиков.
Я предполагал, что корабль, на котором Ваормунд гнался за мной, сел на мель. Возможно, так оно и было, но его явно успели снять.
– Брод вы пересекали? – уточнил я.
– Нет, господин. Мы делали то, что нам приказали: выясняли, есть ли в деревне враги. Нам сообщили, что они ушли два дня назад.
Сказать по правде, это была приятная новость. Меня не беспокоило, что люди Этельхельма обнаружат две сотни Мереваля. На самом деле нам даже хотелось, чтобы их нашли: гарнизон Лундена должен смотреть на север, наблюдая за Меревалем, тогда как мой, меньший, отряд заходил с противоположной стороны. Но чтобы подобраться с юга, нам требовались корабли и требовалось оставаться незамеченными.
Мы вброд перебрались через Лиган на восточноанглийский берег, потом снова повернули на юг, направляясь к лесному складу, где еще с «Бримвизы» видели четыре баржи, груженные дровами.
Три из них по-прежнему стояли там. Были они плоскодонные, для работы на реке, пузатые, с тупым носом и с рулевым веслом с лопастью размером с небольшую амбарную дверь. Все три судна имели мачты, но их сняли и уложили вдоль корпуса вместе со всеми снастями, включая реи и три аккуратно свернутых паруса. Банок не было, гребцы не сидели, а стояли, используя двенадцать уключин с каждого борта для работы длинными, тяжелыми веслами. То были жуткие, неуклюжего вида посудины, но способные довезти нас до Лундена. Я спешился, вздрогнув от боли в ребрах, и пошел к баржам.
– Вы их не возьмете! – Из дома близ навеса, под которым хранились бревна, выскочил раздраженный немолодой мужчина. Говорил он по-датски. – Вы их не возьмете!
– Ты нас, что ли, остановишь? – Это заявил Витгар, тоже на датском, что меня удивило.
Пожилой посмотрел на изрезанное шрамами лицо Витгара, и весь его пыл как рукой сняло.
– Как я смогу забрать их? – просительным тоном спросил он.
– Суда нужны лорду Этельхельму, – сказал я. – И он наверняка возвратит их.
– Лорду Этельхельму? – Мужчина пришел в замешательство.
– Я его двоюродный брат Этельвульф, – представился я, воспользовавшись именем младшего брата Этельхельма, до сих пор, как я надеялся, живого и здорового пленника в Беббанбурге.
Рука моя дернулась к амулету, чтобы отогнать дурные мысли о чуме на севере. Молота не было, зато при мне имелся кошель, сохраненный Финаном, и я дал владельцу барж рубленого серебра.
– Мы идем к моему кузену в Лунден, – сказал я. – Так что ищи свои корабли там.
Я заметил у него под кафтаном тонкую серебряную цепочку, потянул и обнаружил, что на ней привешен серебряный молот. Дед в тревоге попятился. На щитах у нас были выжжены кресты, и он явно опасался гнева христиан.
– Сколько возьмешь?
– За что, господин?
– За молот.
– Два шиллинга, господин.
Я дал ему три, потом повесил амулет себе на шею и коснулся указательным пальцем. Полегчало.
Одна из барж была наполовину нагружена штабелями поленьев. Мы разгрузили ее, потом стали дожидаться, когда закончится прилив. Я сидел на толстом дубовом бревне и глядел на реку, лениво несущую свои воды. Два лебедя скользили вверх по реке, влекомые приливным течением. Я размышлял про Эдит и про Бенедетту, когда раздавшийся за спиной голос вывел меня из раздумья.
– Господин, ты сказал, что мы люди Этельхельма? – Надо мной стоял Витгар.
– Не хотел, чтобы он пожаловался Этельхельму, – пояснил я.