Меч королей

Бритвульф был прав, говоря, что восточные англы ненавидят западных саксов, но это вовсе не означало их готовности с мечом в руках пойти против войск Этельхельма. Я отправился в Кент в надежде собрать из кентцев войско для войны с Этельхельмом, но потерпел неудачу. Теперь же возлагал надежды на восточных англов, но они, похоже, были ничуть не более обоснованными, нежели те, что рассыпались в прах в Фэфрешеме.

– Если я поведу вас в город, – объяснил я, – и даже если нам удастся открыть для Мереваля ворота, всех нас ждет смерть.

– И мы вот так возьмем и бросим Мереваля? – с возмущением спросил Бритвульф.

– Мереваль со своими всадниками просто отступит на север, – ответил я. – Этельхельм не станет слишком усердно преследовать его, опасаясь ловушки. К тому же он мечтает разгромить армию Этельстана, а не горстку конников из Верламесестера.

– Он хочет убить тебя, – напомнил Финан.

На это я ничего не ответил.

– Увидев выходящих из города всадников, Мереваль уйдет обратно в Верламесестер. – Мне ненавистна была мысль отступать от плана, в который мы втянули Мереваля, но всю ночь я терзался тяжкими думами, и рассвет привел наконец меня в чувство. Лучше уж мы останемся жить, чем сгинем без всякой пользы. – Мереваль выкрутится, – подвел я черту.

– Так что мы просто… – начал Бритвульф, но замолк. Как я подозревал, он хотел сказать «сбежим», но воздержался. – Мы просто вернемся в Верламесестер?

– Вздох Змея, – шепнул мне Финан.

Я улыбнулся. По правде говоря, я пытался понять, действительно ли западный ветер – поданный богами знак бросить это безнадежное предприятие, захватить три добрых корабля и полететь, поймав этот ветер в паруса, к морю и безопасности. Я вспомнил, как Равн, слепой поэт и отец Рагнара, частенько сравнивал храбрость с рогом эля.

– Мальчик, мы начинаем с полного рога, – говорил он мне. – Но рог пустеет. Некоторые осушают его быстро, а быть может, их сосуд и с самого начала был полон не до краев. Другие пьют медленно, но, по мере того как мы стареем, храбрость идет на убыль.

Я пытался убедить себя, что вовсе не недостаток храбрости побуждает меня отступить, но благоразумие и нежелание вести хороших людей на гибель в полном врагов городе, даже если эти хорошие люди сами рвутся в бой.

Отец Ода подошел к нам и тоже уселся на дубовую колоду.

– Я молился, – объявил он.

«Молитвы тебе понадобятся», – подумал я, но вслух ничего не сказал.

– Молился, отче? – спросил Финан.

– Об успехе, – уверенным тоном заявил Ода. – Королю Этельстану предначертано править всем Инглаландом, и мы сегодня сделаем это возможным! С нами Бог!

Я хотел признаться, что сомневаюсь в нашем успехе и хочу уйти, но, прежде чем успел заговорить, раздался первый удар церковного колокола.

Колоколов в Лундене было мало, – наверное, всего пять или шесть храмов наскребли достаточно серебра, чтобы купить их. Приняв решение восстановить старый римский город, король Альфред велел повесить на всех воротах по колоколу. Первые два были украдены буквально через несколько дней, и король распорядился использовать вместо них сигнальные рога. В большинстве церквей просто подвешивали железный прут или полосу, в которую били, созывая верующих на службу. Теперь эти железяки присоединили свой голос к немногим имеющимся колоколам, и от разразившейся какофонии все птицы взмыли в воздух.

Пока звон продолжался, мы молчали. Слышался вой собак.

– Должно быть… – прошептал Бритвульф, помедлил, потом заговорил громче, чтобы его все услышали: – Должно быть, это Мереваль.

– Слишком рано, – возразил Витгар.

– Значит, это Этельхельм созывает свою армию, готовясь выступать, – сказал я. – И мы опоздали.

– Что ты имеешь в виду, говоря «опоздали»? – вскинулся возмущенно отец Ода.

Колокола определенно созывали войско Этельхельма. Значит, олдермен выводит свою орду из города, чтобы напасть на уступающую числом армию Этельстана. Мы все поднялись и смотрели на север, но разглядеть ничего не могли.

– Что ты имел в виду, когда говорил, что мы опоздали? – не сдавался отец Ода.

Но прежде чем я успел сказать хоть слово, с пристаней донесся свирепый рев. Послышались еще крики, звон клинков, потом поспешные шаги. Кто-то удирал со всех ног. Вслед ему полетело копье. Нацеленное твердой рукой, оно вонзилось беглецу в спину. Тот сделал еще несколько неуверенных шагов и рухнул. С удар сердца он лежал неподвижно, пока древко копья колыхалось над ним, потом попытался ползти. Подошли два человека в красных плащах. Один ухватился за копье и вонзил его глубже, другой пнул раненого в ребра. Бедолага дернулся, потом затрясся. Перезвон колоколов стал стихать.

– Идите на стены! – рявкнул кто-то.

На пристани появились другие люди в красных плащах. Они явно обыскивали корабли, поднимая спавших на борту, и гнали их через проемы в береговой стене и далее в город. По моей догадке человек, еще корчившийся на досках, отказался повиноваться им.